Павел Долгорукий принимал самое непосредственное участие в революции 1917 года. В мае 1917 поддержал уход Милюкова из Временного правительства, в июле настаивал на том, чтобы министры-кадеты покинули правительство, и выступал за установление диктатуры. Во время прихода к власти большевиков находился в Москве, все дни проводил в штабе Московского военного округа, участвуя в организации борьбы против установления советской власти. Был избран членом Учредительного собрания. В ноябре 1917 – феврале 1918 находился под арестом в Петропавловской крепости. После освобождения находился на нелегальном положении, был одним из основателей и товарищем (заместителем) председателя Всероссийского Национального центра – антибольшевистской организации российских либералов. Осенью 1918 года князь Долгорукий переехал на юг России, работал в Осведомительном агентстве, созданном с целью координации политико-идеологической деятельности правительства – Павел писал статьи в газетах и организовывал многочисленные публичные собрания и выступал на них, агитируя за безоговорочную и надпартийную поддержку армии, ведущую бескомпромиссную битву с большевизмом. Одним из последних покинул белый Новороссийск, будучи создателем и организатором «общества формирования белых отрядов», призванных пополнять ряды Добровольческой армии. Находился в Крыму все время, вплоть до эвакуации, продолжая агитацию всемерной и всепартийной поддержки сражающейся армии, для чего организовал «Объединение общественных и государственных деятелей» и был его председателем.
С 1920 года князь Павел Долгорукий находился в эмиграции. Был первым общественным деятелем, посетившим в декабре 1920 года Галлиполийский лагерь и выразившим Русской армии всемерную поддержку, так необходимую в тот критический момент колеблющимся. В эмиграции жил в Константинополе, Белграде, Париже, Варшаве. Продолжал участвовать в деятельности кадетской партии. Был беден, но легко переносил нищету, тосковал по России.
В конце ноября 1920 года на рейде Константинополя появились десятки кораблей с Андреевскими флагами. Флотилия производила странное впечатление. Здесь были и большие пароходы, и военные суда, и совсем маленькие баржи. Все они еле держались на плаву – так много на них было людей. Людей, измученных войной, бесславным поражением, голодом и неопределенностью будущего. Среди них был и князь Павел Дмитриевич Долгоруков, один из идеологов Белого движения. Через несколько дней английские и французские военные власти – именно они контролировали город – разрешили гражданским беженцам и раненым сойти на берег. Всем воинским частям было предписано отправляться дальше на Галлиполийский полуостров. Павел Долгоруков военным не был, поэтому поселился в Константинополе, но душой он был вместе с армией и при каждой возможности отправлялся в расположение войск.
Чтобы попасть из Черного моря в Средиземное нужно миновать Босфор, Мраморное море и войти в пролив Дарданеллы. Северный европейский берег этого пролива и есть длинный узкий Галлиполийский полуостров, так что с этой стороны – Европа, а там уже Азия. Когда генерал Кутепов, командир русского корпуса, увидел долину, поросшую кустами роз, где ему предстояло разместить войска Белой армии, бежавшей с Кавказа и из Крыма, он спросил французского офицера, который его сопровождал: «Это все?». «Все», – ответил француз. Накануне холодной и дождливой здешней зимы 25-тысячная армия вместе с семьями, еще 300 детей-сирот оказались без крыши над головой, без еды и без одежды, без денег. В первую ночь на пронизывающем ветру никто не спал – только на следующий день французы-союзники привезли палатки. Лишь благодаря железной дисциплине, через месяц наладилась более-менее сносная жизнь. Французы поставляли продовольствие, но щедростью не отличались. В день на человека приходилось 500 граммов хлеба, 300 граммов мясных консервов, 7 граммов чая и 20 граммов сахара.
Павел Долгоруков оказался в том же положении, что и галлиполийская армия. У него не было ни денег, ни крыши над головой. Но князь старался не обращать на это никакого внимания. У него была цель – борьба с большевиками. Именно поэтому он инспектировал галлиполийский корпус, смотрел, насколько армия боеспособна. Писал командующему Врангелю, что женщины и дети зимой живут в развалинах домов, что в лагере началась цинга, что больные в госпитале лежат прямо на полу, а медикаментов не хватает. Во многом благодаря этим докладам положение стало выправляться. Русские отремонтировали местный водопровод, насадили огороды, вообще, создали привычную гарнизонную жизнь с ее парадами, караулами, воровством, любовными интригами, ссорами, рождением детей и полковыми кладбищами. Вскоре корпус и вовсе восстановил боевую мощь, и стал готовиться к возвращению на родину с оружием в руках.