Долгота дней

Буду счастлив, если грядущие добродетельные мужи, стремящиеся проникнуть в корни событий, найдут здесь, чем развлечь ум, на чем задержать взгляд, — и не отвернутся с презрением.

Гань Бао

Там котик усатый

По садику бродит,
А козлик рогатый
За котиком ходит;
И лапочкой котик
Помадит свой ротик;
А козлик седою
Трясет бородою.

В. Жуковский

Лиза открыла глаза и уставилась в темноту высокого потолка.

— Так-так, — прошептала, ощупывая руками пространство вокруг себя. — Гладкое и мягкое — это подушка. А вот гладкое и тяжелое — это одеяло. Одеяло-одеяло страшной ночью танцевало.

Это били по городу тяжелые орудия. На противоположном конце Z умирали люди. Лиза сквозь забытье чувствовала, как души покидают свои тела, ощущала страх и боль умиравших — и ничего не могла сделать. Ничего. И помочь никому не могла.

Вчера после недолгого перемирия боевики в который раз из жилых кварталов Z нанесли удары по расположениям правительственных войск. Их орудия работали, перемещаясь, провоцируя ответ. И он не замедлил быть. Украина перемалывала город, вырабатывала его в затянувшуюся раннюю весну. Вольно и невольно убивала своих же граждан — заложников русского мира, в этой войне просто хотевших выжить.

Лежа в постели, находясь на грани между сном и явью, которая страшнее любого кошмара, Лиза думала о том, что как раз в последние месяцы многие ранее уехавшие на большую землю возвратились обратно в Z. Им не нашлось места в прекрасном далеке от зоны боевых действий. И этим людям сейчас труднее всего. В эту реку входить надо постепенно. Иначе эмоции могут убить. А они ведь без привычки. Впрочем, большинству не до эмоций. Им бы обеспечить родных и близких. Им бы не показать плачущим детям, насколько они сами перепуганы. Насколько им уже не хочется жить. Но хуже всего тем, кто одинок. Вернувшись в Z, они, на самом деле, сюда так и не возвратились. Застряли где-то между мирами. Кто их теперь вернет?

Вчера Лиза беседовала с Мариной Аркадьевной, профессором филологии, бывшей коллегой Гредиса по университету, проживавшей этажом выше. Эта стройная, вечно молодящаяся дама пять месяцев назад уехала из Z навсегда. И вот вдруг под самое возобновление боевых действий вернулась. Даже Вересаев, не знавший ее близко, расстроился.

Конечно, ни он, ни Гредис ничего по этому поводу не сказали. Увидев худую седоватую профессоршу рано утром на лавочке у подъезда, спросили, не нужна ли помощь. Услышав ответ, пошли по своим делам. Работники «Пятого Рима» были в курсе, что в Z некоторые вопросы людям лучше не задавать.

А вот Лиза этого знать не хотела. Марья Ворона, так звалась профессорша между своими, проводив взглядом перегруженный «Опель» Вересаева, подмигнула девушке, смотревшей на нее из окна. Оглянувшись по сторонам, убедилась, что рядом никого более нет, достала маленькую бутылочку коньяка из элегантной женской сумочки «Jacques Esterel», сделала глоток и закурила сигаретку. Печально, но светло улыбаясь, смотрела в небо над головой, на деревья, голубей, воробьев и синиц. Думала о том, что вот и они не улетели в Киев, хотя и могли. Пернатые сепаратисты оккупированных территорий.

Лиза выпила стакан чаю и спустилась вниз. Посмотрела на профессоршу изучающе и подсела к ней на лавочку.

— Зачем вернулась? — спросила сурово. — Почему не осталась в Украине?

— Так нет ее нигде, — охотно улыбнулась бледная, худая, как вобла, Марина и предложила Лизе закурить. — Нет такой Украины, куда можно приехать по собственному желанию.

— Не понимаю! — нахмурилась Елизавета. — А Киев, Львов, Ивано-Франковск? Карпаты, в конце концов, Закарпатье?

— Дело в том, подруга, — ответила Ворона, — что Украина — это не территория. Понимаешь?

— Не понимаю!

— А ты понимай, не девочка уже! — внезапно осерчала Ворона. — Головой надо думать, даже если с ней не дружишь.

— И чего тут думать? — скривила губы Лиза.

— Территорию можно заселить кем угодно. И, в общем-то, не важно, кем…

— А страну нельзя?

— А страна — это люди. Люди, детка! Не шпалы, не рельсы, не запах креозота, не мелькающие деревца в дремучей, как вечная девственность, украинской ночи. Не суржик проводника, не тамбур, пахнущий черт знает чем. Не бессонница, лишающая мозг последних остатков смысла. Не расстояние по карте. Не столбики верст. Не стрелки и не светофоры. Не корчмы у заросших тиной прудов. Не ведьмы в этих заведениях, пахнущих медовухой и квасом. И даже не черт, который едет на своей телеге от села к селу, хотя это уже ближе к тому, что я имею в виду, на самом деле.

— С какой целью едет черт от села к селу? — подняла брови Лиза.