Долгота дней

Где-то за прудами раздался страшный взрыв. Было такое ощущение, что земля немного просела под ними, дома покачнулись, и даже воздуха в пространстве стало ощутимо меньше. Профессорша с испугом посмотрела на Лизу и, будто очнувшись, замолчала.

— Слушай, — напомнила Лиза, — ты стала говорить, что в Украину попасть нельзя. Давай, растолкуй, о чем ты. Я так понимаю, это и есть твоя история? Страсть как хочется послушать.

Марина Аркадьевна щелкнула зажигалкой, помолчала, разглядывая игру света и тени на листьях липы.

— Сто лет пытаюсь людям втолковать, — Марина Аркадьевна пожала плечами. — Украина — это не границы, не таможня, не религиозный бэкграунд. Не карты языковых предпочтений. Не водоразделы и не тектонические плиты. Это люди, млять! Люди и еще раз люди! Они и есть культура! К их предкам из столетия в столетие приезжал один и тот же старьевщик! Их берег всегда один и тот же Бог! Вот тебе и вся идентичность.

— Ну хорошо, — кивнула Лиза, — пусть люди. И что, я теперь не могу приехать во Львов?

— Как сказать… — хмыкнула Ворона.

— А я вот думаю, что могу! — мечтательно проговорила Лиза. — Надо только взять у Сократа немного денег, надеть синее с маками платье, купить бутылку минеральной воды и упоминавшихся ранее презервативов. Говорят, в Галиции люди страсть как охочи к сексу с выходцами из восточных регионов. Любить, конечно, не станут, но в постель уложат. Верно ли, Марина Аркадьевна?

— Был у меня по молодости оттуда один любовник, — вздохнула Ворона. — То ли дьяк, то ли пономарь. Это, случаем, не одно и то же? Никогда в этом не разбиралась. Да и встречались мы всего пару раз, когда я во Львов приезжала на научные конференции. Так вот, он открыл мне разницу между православными и греко-католиками. Хочешь знать, в чем она заключается?

— И в чем же?!

— Православные страдают страстью к еде и питью, деньги любят, хамы и жадноваты…

— Ваты-ваты, — эхом повторила Лиза.

— Я ж и говорю, жадноваты, — кивнула Аркадьевна. — Епископ у нас на «Майбахе» в собор на литургию едет, а пузо протоиерея подобно сталеплавильной печи. Народ же при этом живет бедно…

— А греко-католики?

— В тех страсти много! — убежденно кивнула Марина. — Это их губит! Слишком горячи. Неимоверные любовники. Но при этом любят только себя, что бы ни говорили. Талантливы неимоверно, предельно эгоистичны, селяне. Умны, страшно суеверны и мнительны. Властолюбивы. Живут в граммофонной трубе, через которую Бог глядит на Восток. На свет выходить не спешат. Хитрые, упрямые, умирают трудно, а сгорают быстро, но оставляют после себя долгий след.

— Так и что из этого следует? — нахмурилась Лиза. — Нельзя просто сесть в поезд и приехать в Украину?

— Хочешь знать, на что можно рассчитывать? — покачала головой Ворона. — Я тебе скажу, на что. Ты можешь приобрести железнодорожный билет на территории, свободные от оккупации. Но дело в том, что Украина и территории, свободные от оккупации, — две большие разницы. — Марина Аркадьевна спрятала пачку сигарет, к которой Лиза так и не притронулась, в сумочку.

— По-твоему, получается, — нахмурилась Лиза, — попасть в Украину в принципе невозможно?

— Ну почему же? — пожала плечами Марина Аркадьевна. — Вот моим девочкам-коллегам, Анне и Зине, повезло. Украина их накормила, напоила, дала одежду, надежду и устроила на работу.

— А тебя?

— А меня сначала ограбили на украинском блокпосту по дороге на поезд. Ну, то такое, — она пожала плечами, — деньги — пыль. Но потом на вокзале в Киеве какая-то зараза сумочку с документами потянула. Я ж рассеянная кобыла, — Марина Аркадьевна печально улыбнулась. — Так и осталась без диплома, паспорта, безо всего.

— И что?!

— А ничего, — улыбнулась Ворона. — Ни жилье толком снять, ни на работу устроиться. Сразу даже не поняла, насколько это серьезно! Потому и не сдалась. — Марина Аркадьевна хрипло засмеялась. — Пожила по ночлежкам, походила по высоким кабинетам, потрясла мозгами, поелозила соплями, хотела инферно разжалобить. Глупая я тетка, несмотря на то что до седин дожила. Деньги растратила, вещи распродала. Но в результате все равно вернулась в Z! — Она достала из сумочки шоколадную конфету и протянула девице. — Раз сигареты — не твое, Елизавета, угощайся, так и быть! Это сакральный «Рошен», у меня еще найдется. Две конфеты заменяют стакан кокаина.

— Спасибо! — поблагодарила Лиза.

— Вместо Украины, — продолжила Марина Аркадьевна, — нашла я в Киеве советских мудаков. Сидят себе в высоких кабинетах. И рефлексы у них сосущие. Крови им хочется украинской, другой брезгают. Им все равно, на каком языке говоришь, им красненькое подавай. Ориентируются! — щелкнула клювом Ворона. — Знают, что нация — не язык, но сердце. Как завидят настоящее, так и сосут его кровь. Лижут, фыркают, морщатся от удовольствия. Забавные твари. Все до одного, кстати, сторонники войны до победного конца и при этом пацифисты.

— И что ж теперь? — нахмурилась Лиза.