Долгота

Кендалл и Мадж сделали за свою жизнь по три хронометра, Гаррисон — пять; часовщик Джон Арнольд изготовил несколько сотен превосходных морских часов. Возможно, настоящее число его хронометров даже больше: предприимчивый Арнольд частенько гравировал «№ 1» на часах, которые в своей линии были далеко не первыми. Тайна его плодовитости заключалась в том, что он перепоручил всю рутинную работу другим мастерам, а сам выполнял наиболее сложные операции, например тщательную регулировку.

Именно Арнольд ввёл в широкий обиход само слово «хронометр». Придуманное Джереми Такером в 1714 году, оно окончательно закрепилось лишь в 1779-м, когда Александр Далримпл, главный гидрограф Ост-Индской компании, употребил его в названии своей брошюры «Полезные заметки для тех, кто пользуется морскими хронометрами».

«Прибор для измерения времени в морском плавании именуется здесь хронометром, — писал Далримпл, — поскольку столь ценный инструмент заслуживает собственного названия».

Первые три настольных хронометра, сделанные Арнольдом для Комиссии по долготе, были вместе с K-1 переданы капитану Куку и в 1772—1775 годах побывали и в Антарктике, и в южной части Тихого океана. «Превратности климата», как назвал Кук широтные перепады температур, заметно влияли на ход Арнольдовых часов, и Кук в рапорте отозвался о них неодобрительно.

В итоге комиссия отказалась финансировать Арнольда, но это не обескуражило молодого часовщика, а, наоборот, подтолкнуло к новым изобретениям, которые он тут же запатентовал и впоследствии развил. В 1779 году Арнольд произвёл сенсацию, выпустив карманный хронометр, так называемый № 36. Тридцать шестой номер и впрямь помещался в кармане, где Маскелайн с помощниками его и носили в течение тринадцати месяцев, проверяя на точность. За всё это время часы ни разу не дали ошибки больше трёх секунд в сутки.

Тем временем Арнольд спешно расширял производство. В 1775-м он открыл часовой завод в Уэлл-Холле на юге Лондона. Его конкурент, Томас Мадж-младший, тоже попытался открыть завод и выпустил около тридцати копий отцовских хронометров. Однако Томас-младший был не часовщик, а стряпчий, и его часы значительно уступали в точности трём отцовским. И всё же хронометры Маджа стоили втрое больше Арнольдовых.

Джон Арнольд всё делал методично. В двадцать с небольшим он изготовил удивительные миниатюрные часы, меньше дюйма в диаметре, закрепил их в перстне и в 1764 году презентовал Георгу III. Женился Арнольд уже после того, как нажил себе имя и капитал, жену взял не просто состоятельную, но и хозяйственную, готовую к тому же помогать ему в делах. Вместе они вложили все заботы и деньги в единственного отпрыска, Джона Роджера Арнольда, которого с детства готовили к участию в семейном бизнесе. Джон Роджер учился в Париже у лучшего часового мастера, Авраама-Луи Бреге, к которому направил его отец, а в 1784 году стал полноправным партнёром фирмы, получившей новое название — «Арнольд и сын». Однако Арнольд-старший всегда оставался лучшим часовщиком в тандеме. Он фонтанировал новыми идеями, и все они рано или поздно воплощались в часах. Арнольд мастерски упростил то, что Гаррисон придумал раньше, но реализовал чересчур громоздко и сложно.

Главным конкурентом Арнольда стал Томас Ирншоу, человек, с которого берёт начало история современных хронометров. Ирншоу соединил сложность Гаррисоновых часов и массовость Арнольдовых в том, что по праву можно назвать платоновской идеей хронометра. Что не менее важно, он сумел воплотить в миниатюре главное изобретение Гаррисона: часовой ход, который не требует смазки.

Ирншоу недоставало осмотрительности и деловой хватки Арнольда. Он женился на бедной девушке, наплодил слишком много детей, а финансовая безалаберность как-то раз довела его до долговой тюрьмы. Тем не менее именно Ирншоу сумел поставить производство хронометров — до того экзотических штучных изделий — на поток. Вероятно, им двигала нужда: держась одной и той же базовой конструкции (в отличие от Арнольда, которому никак не давала покоя собственная изобретательность), он изготавливал по хронометру в два месяца и тут же обращал их в деньги.