Долгожданное (СИ)

Ведь без запинки можно сказать, что бессмертный наравне с физическими изменениями его жены менялся в моральном плане и воспринимал эти перемены со странной, задумчивой улыбкой, узнавая о них почти всегда из уст Эсми. И мужчина был бесконечно благодарен своей единственной за то, что именно она посеяла это зерно перемен в его душе. Она всегда была для него солнышком, что согреет в своих лучах любого, а его, беспамятно любящего ее существа, без остановки грели эти лучики, которые будут с ним, как он надеялся, вечно. И сейчас, в такие пропитанные счастьем вечера, когда они вдвоем уединялись в гостиной, он чувствовал тепло любимой не только духовно, но и физически.

Как супруги и предполагали в самом начале, в строении Эсми начали происходить незначительные изменения. Ее кожа стала, пусть не такой мягкой, как у человека, но достаточно мягкой, чтобы отличаться от бессмертной. Более того, с ходом времени она стала еще и теплой. Это, бесспорно, было странным явлением и необъяснимым даже для доктора Каллена, который уже бросил попытки понять все это, чувствуя, как отдаляется от того счастливого и одухотворенного состояния. Надо было, видимо, проще относиться к этому случаю, но при этом не терять бдительности, ведь мало ли что может случиться.

И, казалось бы, Каллены-старшие уже несколько десятилетий вживаются в роль родителей для своих больших-маленьких детишек, но те чувства, что они уже испытывали в ожидании малыша, были неповторимы. Как бы они не любили своих подопечных, к родному ребенку они чувствовали что-то иное и еще не раскрытое в их душах. Из-за этого внутри появлялось тяжелое чувство вины перед ними, и супруги были не далеки от того, чтобы начать просить прощения у них. Но все же каждый раз разум побеждал порывы чувств и приводил в более трезвое состояние. Ведь ни один, ни другой не был виноватым, что внутри просыпаются родительские инстинкты, немного иные нежели те, что рождают в сердце любовь к Калленам-младшим. Карлайл пытался напоминать себе, что его жена очень восприимчива и, особенно, сейчас, поэтому чаще убеждал ее, что их дети взрослые и все понимают, не обижаясь на них. Эсми, конечно, тоже неоднократно повторяла себе этот факт, но, противореча самой себе, доказывала обратное. И Карлайл это прекрасно понимал, когда видел грусть в ее светлых глазах или когда ее такая прекрасная улыбка отдавала тоской. Но он всегда сглаживал все ее переживания, всеми силами желая, чтобы девушка не мучила себя, как умела. Все это опять же переживания, вызванные обострением отцовских чувств. Инстинкты, казалось бы, с каждым мгновением все углублялись, а в душе рождалось особенное ощущение. Эти четыре месяца сделали с ним что-то странное, отчего стали забываться все эти бессмертные заморочки. Он чувствовал себя человечнее, как он и признался своей жене на днях. И сказал-то он это между делом, не акцентируя на этом внимания, но для Эсми это значило целую бесконечность. Бесконечную любовь к своему мужу, бесконечную благодарность и признательность к нему. Но слишком много слов. Она просто прижалась к нему, крепко-крепко обняв, что как обрадовало Карлайла, так и ввело в легкое непонимание. Они ведь просто разговаривали, а его фраза была вырвана сознанием Эсми из контекста, поэтому он не понял, что именно так осчастливило ее. Но уточнять не стал, лишь промолчал и обнял в ответ. Главное ведь, что это ее сделало счастливой. Главное ее улыбка, в которой отогреется любое заледеневшее сердце. И мужчина был готов сделать все, что угодно, только бы ее прекрасное лицо не омрачала печаль.

Каллен был счастлив, не хотелось постоянно бояться чего-то, задаваться вопросом «А что, если…» и заражать своими опасливыми догадками жену. Поэтому огорчаться он позволял себе лишь по тому поводу, что эти прекрасные вечера, которые они с любимой проводили вдвоем, соскучившиеся за долгий день, нельзя было продлить. Каждый рано или поздно заканчивался, будто бы нарочно мешая той идиллии, что витала во всем доме вкупе с уютом, когда супруги были вот так вот вместе, в тишине. И такой большой особняк становился маленьким домиком, утопающим в лесной глуши.

И эта ночь имела именно эту атмосферу. Остальные Каллены вот уже как три дня назад уехали в традиционный августовский поход в далекий от Сиэтла штат Альберта, где раскинулись лесные чащобы, доверху набитые любимыми вкусняшками бессмертных деток. Звери ведь успели расплодиться с прошлого августа? Так или иначе, вернутся они не скоро, что бросало тень печали на настроение Карлайла и Эсми.