Долгожданный любовник

Роф, как суверенный правитель, обладал неограниченной властью, которой мог пользоваться по своему усмотрению… при условии, что соответствующие прецеденты выявлены, записаны и учтены. В конце концов, король был живым, дышащим законом, физическим олицетворением порядка, необходимого для цивилизованного общества. Проблема в том, что традиция не зарождается сама по себе — это результат, формирующийся жизнями поколений за поколениями, и делающих выбор на основе определенных принятых в обществе правил. Прогрессивные мыслители, пытающиеся вести укоренившееся, консервативное общество в новых направлениях, как правило, сталкиваются с проблемами.

И теперь… подготовка этого изменения, имеющего далекоидущие последствия, была закончена? В сложившейся обстановке, когда правлению Рофа фактически был брошен вызов…

— Ты так глубоко ушел в свои мысли.

От звука голоса Блэя, Сакстон подскочил и едва не уронил свой Монблан.

Блэй тут же дернулся вперед, словно желая успокоить его:

— О, прости…

— Да ничего, все в порядке, я… — Сакстон нахмурился, когда разглядел мокрую и окровавленную одежду бойца. — Дражайшая Дева-Летописеца… что стряслось?

Вместо ответа, Блэй направился к бару на антикварном комоде «бомб-чест» ³³. Пока он тянул время и выбирал между хересом и «Дюбонне» ³⁴, стало очевидно, что он подбирал слова.

Что означало — это связано с Куином.

На самом деле, Блэя не интересовал ни херес, ни «Дюбонне». И, как и ожидалось, он налил себе портвейна.

Сакстон откинулся в кресле и посмотрел на высоко висящую от пола люстру. Потрясающий экземпляр Баккара, изготовленный в середине XIX века, со всеми соответствующими хрустальными подвесками, естественно ручной работы.

Он вспомнил, как она раскачивалась из стороны в сторону, а маленькие радуги преломленного света мерцали по всей комнате.

«Сколько ночей тому назад это было? Как давно Куин обслуживал Избраннуюпрямо над этой комнатой?»

Больше ничего не будет как прежде.

— Машина вышла из строя. — Блэй сделал большой глоток. — Так, технические неполадки.

— И поэтому ты весь мокрый, а перед твоей рубашки в крови? — поинтересовался Сакстон.

И все же он сдержался, не дал своему вопросу прозвучать с интонацией ревнивого требования.

Он привык держать такие вещи в себе.

Молча.

Блэй прикончил свою порцию и с такой поспешностью налил новую, с которой обычно характеризовались признаки алкоголизма. Вот только страдал он отнюдь не этим.

— А… ты? — спросил парень — Как твоя работа?

— Заканчиваю. Точнее сказать, закончил.

Голубые глаза Блэя метнулись в его сторону:

— Правда? Я думал, ты навечно в этом увяз.

Сакстон вглядывался в так хорошо ему знакомое лицо. В эти глаза, казалось, он смотрел целую вечность. Часами прижимался к этим губам.

Нахлынувшее на него сокрушительное чувство печали, было так же неоспоримо, как и притяжение, что привело его в этот дом, к его работе, к его новой жизни.

— Как и я, — отозвался он после паузы. — Я тоже… думал, что это будет длиться дольше, чем потребовалось времени на самом деле.

Блэй уставился в свой стакан.

— Когда ты начал?

— Я… уже не припомню. — Сакстон поднял руку и потер переносицу. — Да и какая разница.

Снова воцарилось молчание. Во время которого — Сакстон был готов поставить на само дыхание в своих легких — мысли Блэйлока устремились к другому мужчине, к тому, которого он любил, как никого другого — к его второй половинке.

— Так что же это было? — спросил Блэй.

— Прости?

— Твой проект. Вся эта работа, — Блэй элегантным жестом обвел стаканом кабинет, — все эти книги, которые ты изучал. Раз уж закончил, так, может, скажешь, зачем все это было, м?

Сакстон на короткое мгновение прикинул возможность сказать правду… было и другое, не менее неотложное, о чем он так же молчал. О том с чем он думал сможет ужиться, но с течением времени оно оказалось слишком тяжелым бременем, чтобы его нести.

— Скоро сам все узнаешь.

Блэй кивнул, все с тем же отсутствующим видом. Но сказал:

— Я рад, что ты здесь.

Сакстон поднял брови:

— Серьезно…?

— Рофу действительно нужен хороший юрист.

«А, вот оно что».

Сакстон отодвинул свое кресло и поднялся на ноги.

— Да. Верно.

Со странным чувством, что все это было недолговечно, он собрал в стопки свои бумаги. Определенно, в этот напряженный, печальный момент, казалось, будто они были всем, что поддерживало его — эти листы, из такой тонкой бумаги, и вместе с тем такие важные и весомые с их бесчисленными тщательно прописанными от руки ровными рядами текста словами.

Он не знал, как сможет обойтись без них такой ночью, как эта.

Откашлявшись, он спросил:

— Какие планы на оставшуюся часть ночи?

Ожидая ответа, его сердце так и колотилось в груди, потому что лишь он один, казалось, понимал, что порученное ему королем задание, было не единственным, что заканчивалось сегодняшней ночью. Действительно, необоснованный оптимизм, поддерживающий его на начальных стадиях этой любовной интриги, распался, превратившись в, своего рода, отчаяние, в котором он пытался ухватиться за любую соломинку… но даже это теперь ускользало.