— Где ты витаешь, Герцогиня? — Шати улыбалась, скорее всего, они уже обсудили мое состояние прострации.
— Все хорошо, дорогие мои, просто я задумалась, — я весь день ждала вечера, чтобы остаться наедине с Люкой. Мои страхи, наконец, начали таять, и вера в счастливую семейную жизнь начинала крепнуть.
— Лора, Лора, — к нам бежал Карл и в его голосе было столько ужаса! Похоже, у него что-то срочное, что он так мчится. Я бросила ленточки, и побежала на встречу.
— Говори, сразу, говори, Карл, все живы? — я подбежала и схватила его за плечо.
— Герцог встречал подводы с камнем, на него напали. Его везут на телеге, перед ними приехал человек, чтобы вас предупредить, они будут скоро.
— Калла, Шати, бегите к нашему шатру, — я прокричала девушкам и побежала. Нужно было поставить кипятить воду, и молиться, чтобы Калла смогла его спасти.
У шатра уже толпились женщины: костер горел во всю мощь, в шатре затопили печку, на которой в котле прожаривали тряпки. Я не могла просто сидеть и ждать. Когда подбежала Калла, я схватила простыню, мы сели на первые попавшиеся лошади, и погнали навстречу подводам.
Дорога пылила, даже на таком расстоянии мы видели, что впереди каравана повозка, которая едет быстро, как только это возможно. Мы пришпорили лошадей и помчались навстречу.
Телега остановилась, мы вдвоем запрыгнули в телегу. Он был без сознания.
— Продолжай ехать, не обращай на нас внимания, — крикнула я вознице.
Откинули с него накинутую кем-то куртку, и я обмякла — поперек всей груди был огромный порез, словно по диагонали махнули саблей. Я смотрела на Каллу, ожидая, что она скажет, мол, все будет хорошо, но она опустила глаза.
— Люка, Люка, ты слышишь меня, — я хлестала его по щекам, пытаясь привести в сознание, в то время, как Калла прижимала простыню к ране, пытаясь хоть как-то остановить кровотечение.
— Лора, мы не успеем, посмотри, — она подняла край куртки, что была под ним, и я увидела, что он лежит в луже крови. И только сейчас я увидела, что за телегой тянется тонкий кровавый след. Мы не можем сейчас возместить такую кровопотерю донорской кровью, не можем даже измерить давление, которого, скорее всего, нет.
— Люка, если ты слышишь меня, прошу тебя, не умирай, не оставляй меня снова одну, я прошу тебя, я только начала верить тебе, только полюбила тебя. Люка, только потерпи, сейчас мы доедем до дома и зашьем твою рану, и через несколько дней ты будешь шутить надо мной, будешь сам контролировать строительство дома, как ты хотел, только потерпи, нам осталось совсем чуть-чуть, — слезы застилали мне глаза, я лежала рядом с ним, весь мой бок был пропитан его кровью, и я чувствовала, что свежая, еще горячая кровь все прибывает и прибывает. Я видела, как синеют его губы.
В какую- то секунду он резко вдохнул, открыл глаза. Я поднялась над ним и выпалила, что успела:
— Люка, держись, мы почти дома, Я люблю тебя, Люка, у нас будет ребенок, ты слышишь меня? — он моргнул один раз, с огромным трудом растянул губы в улыбке и выдохнул. Голова его наклонилась на бок, и он затих.
— Лора, мы больше ничего не можем сделать, он умер, Лора, — Калла перестала держать простыню и пересела ближе ко мне. Лора, милая, все, Люки больше нет.
— Нет, нет, еще можно, точно, еще можно его спасти, — я раскрыла его рот и пыталась дышать, как учили, а потом передвигалась к груди, и давила ладонями как могла, чувствуя под ладонями ребра, что были видны в глубоком разрезе. Кровь больше не текла. Мужчина, который доказал мне, что можно верить в любовь, мужчина, который терпеливо ждал меня, который поверил в меня, мои силы и знания умер. У меня на руках.
Я еще не была уверена на сто процентов, что это беременность, и хотела подождать пару недель, но, когда он открыл глаза, я не могла не сказать. Я хотела, чтобы у него появился смысл бороться, или, если он не выдержит, пусть уйдет с этим знанием.
При мне допрашивали людей, которых он выехал встретить, но я не слышала их голосов. Он утром сказал, что хочет посмотреть, достаточно ли досок, ему не терпелось быстрее достроить наш дом, в котором мы хотели жить.
Он говорил, что я тот Ангел, доля которого будет достаточной, чтобы я была счастлива. Он говорил, что больше меня не покинет счастье, и все беды он отведет сам. И я верила в это, я расслабилась и верила во все, что он обещал мне. Я снова осталась одна.
— Я не помню похорон, Калла, у меня только один вопрос: мы похоронили Люку здесь, в Долине? — я проснулась из какого-то дурманящего голову сна, словно выкатилась из норы на свет.
— Лора, как ты чувствуешь себя? Нужно срочно поесть. Жидкий и горячий суп, — Калла, похоже, и сама ничего не ела, потому что ее лицо осунулось настолько, что на круглом лице проступили скулы.
— Я не хочу ничего, Калла, убери.
— Нет, Лора, прошло уже три дня, как ты не пила и не ела вообще ничего. Ты отвергала даже воду. Да, он умер, но ты обязана сохранить его ребенка, Лора, ты просто обязана. А ты сейчас моришь его голодом, — она подняла меня за плечи, подложила под спину подушку, взяла миску и начала кормить из ложки.