С востока вползало подозрительно румяное солнце. Я озирался, пугая рыскающим взглядом редких прохожих. Флинт крутился у подъезда, пытаясь взять след, но, похоже, Машу унесла летающая колесница.
Когда-то средневековые алхимики искали формулу, поворачивающую время, и открывали законы магии. Законы духовного мира похожи на кристаллы, и стоит их правильно повернуть, как мир преображается. Дальнее становится близким, а течение времени поворачивается вспять. Эти законы обещали мне новую встречу с Машей, если я смогу приблизиться к перстню. Интуиция подсказывала мне, что Маша и алый камень связаны тайными узами. И будь рубиновый перстень найден, я попросил бы у него только одного: вернуть мне дружбу этой девушки.
Я пересчитал скудные наличные моего доморощенного следствия. В нем появился новый персонаж: Отто Юльевич Шмидт На Льдине. Почти без всякой надежды я попытался разыскать обладателя редкого имени и после долгих поисков нашел ныне здравствующего Оюшминальда Ивановича Бровкина. Свидетель тех давних событий пребывал на пенсионном содержании по линии таинственных структур, некогда наводивших ужас на половину земного шара.
Поводом к встрече вполне могло послужить упоминание отрока Отто Юльевича Шмидта На Льдине в мемуарной литературе.
Ранним утром, седым от первого инея я вывел из гаража мотоцикл. Мой «Кочевник» уже с полмесяца пылился в гараже. Его выгнутый руль, глубоко вдавленное кожаное седло и железные доспехи напоминали мне степного воина в рогатом шлеме, прильнувшего к коню. Железный зверь знал обо мне больше, чем я сам. Он помнил бедра всех моих подружек и мои одинокие побеги от самого себя. Он яростно пожирал пространство Земли, был неприхотлив и верен. «Счастье мужчины – широкая степь», – говорят монголы, и я был счастлив слышать свист ветра в ушах и рассекать пространство надвое, как
Через полчаса я вырулил на окружную, а еще через час затормозил напротив загородного особняка из розового армянского туфа, с вазонами отцветших петуний под окнами. Такие терема принято снимать в дамских сериалах из жизни олигархов как вящее доказательство обаяния и вкуса новой буржуазии.
Всякое морально здоровое существо с утра обнаруживает в себе кипение энергии и жажду движения. Я бодро прогуливался возле особняка отставного чекиста. Скрипнули ворота, кованые сворки поползли в стороны, на всякий случай я встал за угол. Скрытое наблюдение за жизнью усадьбы не входило в мои планы, но внезапная находчивость всегда бывает вознаграждена!
Из ворот выходила Анеля. Из-под короткого белого плащика выглядывали коленки. Рыжие волосы плясали по ветру. Розовая заспанность очень шла ей: даже спросонья хороша была проклятая ведьма! Она вывела на дорогу серебристый автомобиль и плавно двинулась по аллее.
Ночевать в особняке отставного чекиста могла дочь или любовница.
Выждав, пока машина скроется в конце дачной аллеи, я пошел на приступ и вскоре был удостоен чести лицезреть пожилого джентльмена. Обольстительный мужской аромат волнами окружал старика. Он не успел унять восторженного дыхания после прощания с молодой, вызывающе рыжей женщиной, чей хрупкий солнечный волос все еще золотился вокруг пуговицы на его пиджаке.
У ноги хозяина с предупреждающим рыком объявилась огромная овчарка, «друг пограничника».
– Здравствуйте, могу ли поговорить с господином Бровкиным?
– Вы договаривались о встрече?
– Нет.
Старик недоверчиво оглядел меня:
– Позвольте взглянуть на ваши документы.
Основательно изучив мой паспорт, старик вернул его с брезгливым равнодушием.
– Странная у вас фамилия: Варавва. Церковная? – осведомился старик.
– Скорее, евангельская. Моего «тезку», нераскаянного разбойника Варавву, собирались распять бок о бок с Христом...
– Да и в вас есть что-то разбойничье, нераскаянное. Так чем обязан?
– Примите извинения за ранний визит, но ваше имя упомянуто в воспоминаниях некоего Оскара Тайбеле.
Старик молча пропустил меня в гостиную.
– И что же? Вы принесли мне весточку от Тайбеле?
– В каком-то роде да: Оскар Вольфович недавно умер.
– Вот как... Вот как... Так в чем же собственно состоит ваше дело?
– Похоже, я являюсь наследником всего его состояния.
– Тайбеле был обеспеченным человеком?
– Не слишком.
– И каков объем его наследства?
– Примерно сто страниц, исписанных мелким почерком, не считая резной тросточки.
– Любопытно... Хотите кофе?
– Не откажусь...
Пока хозяин шумел кофемолкой и позвякивал чашками, я рассматривал убранство дома, вернее пеструю галерею экзотических редкостей – свидетельство бурной и романтичной жизни хозяина.
Кабинет Отто Юльевича, так я решил называть его, не напрягая артикуляции, напоминал филиал музея Народов Востока, а по количеству нецке, тибетских мандал, жутких масок, чаш с иероглифами и медных колокольчиков, возможно, даже превосходил его.