Доля казачья

Страх всемогущ, и он сломил волю убийцы всего в одно мгновение. Не мог он долго противостоять русскому попу без оружия. Это было смерти подобно. И всем наблюдателям это было яснее ясного. И монах уже ждал неминуемой смерти с минуты на минуту. Но тут случилось непредвиденное обстоятельство. Никодим снял со своей мощной груди светящийся крест. Затем, бережно поцеловав его, передал это знамение, вместе с оружием, одному из своих сыновей.

— Что ты делаешь Никодим? — зароптали казаки. Враг коварен и не добит — одумайся!

Но поп был невозмутим. И даже, похоже, было, что он и не слышал никого.

— За христианскую веру! За её торжество на этой земле. Я готов сражаться, и голыми руками! Да рассеются враги её! И восторжествует вера наша! Во веки веков!

Ожил наёмник и так закрутился юлой, что зарябило в глазах от мощных ударов монаха руками и ногами. Они бились теперь на равных правах и без оружия.

Говорил ведь отшельник Елизар ученику Никодиму, что в русской борьбе ключ находится к различным системами ученьям разных боевых искусств. И везде переигрывал Никодим, опережая чёрного монаха. И тот тоже понимал всё это, но сдаться не мог. За убийство русского попа были заплачены большие деньги. И вся его жизнь убийцы-монаха была поставлена на кон. И ещё престиж целой школы таких же, как и он, убийц. Там таких промахов ещё не бывало.

И тут Никодим применил один из приёмов отшельника Елизара. Он был настолько быстр в исполнении и точен, что никто толком и не понял, почему монах тяжело осел на землю. И почему он так долго не видел даже солнца на небе.

Монах, качаясь, поднялся на ноги, и видно было, что он слаб ещё. Но всё это было обманчиво. Так как монах мог быстро восстановить свои силы. Годы тренировок научили его этому очень коварному приёму. Любого противника можно было легко ввести в заблуждение и затем, одним ударом, победить его. А потом уже вволю наслаждаться своей победой.

Не хотел отец Никодим убивать монаха. И вообще никого не хотел убивать. И поэтому, когда он заметил, что монах начал соображать, то заговорил с ним без всякой угрозы.

— Я не буду тебя убивать, и объясню почему. Ты пришёл сюда защищать свою веру, и ты должен был убить меня. И ты не можешь поступить иначе. Но хуже всего, что ты наёмник, и в моей вере нет таких монахов-оборотней. И ещё: ты не смог бы простить меня, как сейчас поступаю я. В твоей вере нет такого — прощать даже убийцу! А в моей вере есть! И потому моя вера сильней твоей веры. И ещё! Моя вера не прерывается убийством кого-либо. И потому она вечна и непобедима! Я прощаю тебя! Уходи туда, откуда ты пришёл, и расскажи о силе нашей веры, и своём поражении. Расскажи о своих ошибках, донеси их до соратников своих, и до тех донеси, кто послал тебя убивать.

И когда Никодим повернулся спиной к побеждённому монаху, чтобы покинуть место боя, тот с непредсказуемой быстротой, которую никто бы и не смог предположить, ударил Никодима двумя пальцами в область затылка. Это и был мало кому известный — только избранным — удар кобры.

Смерть должна быть мгновенной. Монах-убийца никогда не ошибался и не сомневался в успехе. В его практике не было другого исхода, и это погубило его. Ответный резкий удар Никодима развёрнутыми пальцами по удивлённым глазам соперника легко опрокинул монаха навзничь, на желтый зернистый песок. И лёг тот у самой Амурской воды.

Только один священник понимал, что сейчас произошло. Был бы он уже мертвец, если бы не привиделся ему образ отшельника Елизара. Никто другой из казаков его просто не видел и видеть не мог. Когда Никодим поворачивался спиной, как ему казалось к уже обречённому монаху, он увидел образ своего духовного наставникам Елизара. Тот был суров, как всегда во время их учебных поединков, и очень собран. И как всегда, они безошибочно понимали друг друга. Взгляд отшельника предупредил Никодима:

— Враг сзади, береги затылок, иначе смерть!

И невиданной и непонятной силой своей, святой Елизар дал прочувствовать весь момент опасности, грозившей его ученику. Показав ему всё это в его же воображении, только очень замедленно, где и полёт пули можно было проследить и отклонить её. Но это удел избранных. И смертоносный удар монаха не достиг своей цели.

— Гаси источник энергии противника и его самого, как свечу — на одном дыхании! Убей в нём пламя жизни!

Так и поступил Никодим, со своим наёмным убийцей.

— И ещё не забудь, Никодим, поставить свечу за святого мученика Елизара. Я за веру нашу выстрадал и вытерпел много мытарств и, тем самым высоко вознёсся, в молитвах своих. А для людей лучше всего отстроить часовню. И тем самым укрепить нашу веру, а так же самих себя.

Так когда-то и на Куликовом поле было. И потом ещё на Руси было бесконечное множество раз.

В забайкальской тайге, и моя часовня стоит. И к ней приходят помолиться добрые люди.

— Думай!

Черный монах долго приходил в себя и еле поднялся на ноги. Лицо его было страшно обезображено. На заплетающихся ногах он всё же уходил в воду Амура, как будто ища там спасения.

— Не жилец! — роптали казаки. — Помирать убийца пошёл!