Долина

Элси была с ней очень мила, особенно вначале. Ей приносили завтрак в постель, предлагали самое удобное кресло, запрещали делать то, что могло бы ее утомить, — в общем, ее жалели, и она разрешала себя жалеть и нежить. Ей хотелось ни о чем не думать и все забыть. Но приближались время, когда нужно будет снова жить обычной, нормальной жизнью. Ее уже начинают торопить, уже занимаются хлопотами о ее будущем существовании. Уже несколько раз Элси теряла терпение и упрекала ее за медлительность, за то, что она не все сразу понимает… Как это было раньше, до того как ее увез Джон, ее снова будут считать глупой и неуклюжей. А Джона уже нет, чтобы сказать, как тогда: «Я вами займусь…»

Она встала и спустилась в кухню, чтобы приготовить себе чай. Вода уже закипала, когда позвонили у дверей. Прислуги в доме тоже не было. И Герда сама открыла дверь. На пороге стояла-Генриетта. Ее машина была оставлена у тротуара.

— Генриетта, — воскликнула Герда, — какая неожиданность! Сестры и детей нет дома, вообще в доме никого, но…

Генриетта ее прервала.

— Это даже лучше! Я хотела поговорить с вами наедине. Скажите мне, Герда, что вы сделали с кобурой?

У Герды был такой вид, как будто бы она ничего не понимает.

— С какой кобурой?

Генриетта прошла в маленький салон, дверь которого Герда перед ней открыла, Генриетта настойчиво продолжала:

— Вы должны мне это сказать, Герда! Исключить этот вопрос о кобуре ничего не стоит, и тогда будет совершенно невозможно доказать, что вы как-то причастны к этому делу. Я нашла револьвер в зарослях у пруда, куда вы его бросили, и спрятала в такое место, куда вы его положить не могли. На нем отпечатки пальцев, которые никогда не смогут опознать. Остается только эта кобура! Вы должны мне сказать, что вы с ней сделали!

Она, совершенно не зная почему, очень спешила. На самом деле торопиться ей было некуда. Генриетта сделала все, чтобы ее не выследили, если бы это кому-нибудь вздумалось. Она поехала по дороге к Лондону, заправилась на бензоколонке и постаралась там всем продемонстрировать, что едет в Лондон. Проехав некоторое расстояние, она изменила направление и направилась по другой дороге — к морю.

Герда продолжала смотреть на нее своими большими глупыми глазами. «Скучно с ней, — подумала Генриетта, — каждый раз, чтобы что-то понять, ей. нужна целая вечность». Генриетта снова стала убеждать:

— Если эта кобура еще у вас, вы обязательно должны отдать ее мне! Я найду способ от нее избавиться! Это единственное доказательство вашей вины! Она еще у вас?

Герда утвердительно кивнула головой.

— Вы не отдаете себе отчета, что это глупость — держать ее у себя! — воскликнула Генриетта, которая не могла сдержать нетерпение.

— Эта кобура была в моей спальне. — объяснила Герда, — и я о ней совершенно забыла. Когда в наш дом на Гарлей-стрит приехала полиция, я разрезала кобуру на куски и спрятала в обрезках кожи, которые лежат у меня в сумке для рукоделия.

— Хорошая мысль!

— Я вовсе не такая дура, как все обо мне думают!

Она поднесла руку к горлу и два раза тихо повторила имя Джона.

Генриетта искала слова утешения.

— Я знаю, дорогая, я знаю…

— Ничего вы не знаете и не можете знать! — Герда выпрямилась и взволнованно взглянула на Генриетту. — Джон меня обманывал! Он не был таким, каким я его себе представляла. Я это заметила в тот вечер, когда он пошел провожать ту женщину, Веронику Грей. Конечно, я знала, что он ее когда-то любил, но это было очень давно, за много лет до того, как мы поженились. Я была уверена, что все это кончилось…

— Нет, — Герда покачала головой, — эта женщина сказала, что не видела его много лет… Но только в глазах Джона я прочла совсем другое. Он пошел с ней, а я поднялась наверх в нашу комнату. Я пыталась читать, я взяла детективный роман, который Джон привез с собой. Джон все не возвращался. Тогда я встала и вышла. Было совсем светло, от луны… Я дошла до пруда. В павильоне горел свет… и они были там, Джон и эта женщина…

На секунду Генриетта закрыла глаза, а когда открыла их, то увидела совершенно другую Герду, с необычным выражением лица. Это уже не была кроткая, застенчивая и глупая женщина, которую знала Генриетта, это было беспощадное существо, которое сумело за себя отомстить и ни о чем не жалело.

— Я поверила Джону. Я верила в него… как верят в бога! Он мне казался самым благородным человеком на земле, я думала, что в нем все самое лучшее, что есть на этом свете. И все это был только обман! Мне ничего больше не оставалось! Ничего, потому что я обожала то, чего уже больше не существовало!

Генриетта смотрела на Герду с некоторой растерянностью. Перед ней было то же существо, которое она изобразила в своей «Обожающей», только преображенное: стоило исчезнуть, рухнуть идолу этой женщины, и она стала смертельно опасной.