Долина белых ягнят

— Нашто, проходи сюда, посиди на кушетке. Я сбегаю к соседке. Тут недалеко. Попрошу молока для Гошки. Второй день ничего не ел ребенок. Побудь с ним. Я недолго.

Нарчо молча прошел в глубину комнаты и сел на лежак. Хозяйка, накинув большой платок поверх телогрейки, вышла. Ребенок шевелил губами, словно ему не хватало воздуха. От него шел острый кислый запах. Нарчо тоже почувствовал голод, но без разрешения Айтека не смел притронуться к еде. Вяленое мясо, вспоминал он, жарят на горячих углях. Шашлык получается особенный, хрустящий, ароматный, а если варят, то с картошкой и пшеном, да еще заправляют луком. Если добавить немного молока и мелко нарезанного чеснока, получается что-то вроде чахомбили. Это сойдет и за первое, и за второе. К такому блюду хорошо подать пасту — круто сваренную пшенную кашу, которая режется ломтиками после того, как остынет, или мамалыгу из кукурузной муки. Дали бы Нарчо волю, он бы приготовил такую еду, — пальцы оближешь, варежки вместе с нею проглотишь — не заметишь. О его кулинарных способностях, правда, никто и не подозревал… Нарчо все же решился. Без спросу отрезал кусок вяленой баранины, решил сварить мальчику бульона. За этим занятием его и застала хозяйка. Войдя, она со стуком поставила кружку на подоконник. «Не дали», — понял Нарчо. Будь в комнате посветлее, он увидел бы на щеках женщины следы слез, заметил бы дрожащие губы…

Почуяв мать, больной ребенок захныкал чуть громче. «И плакать по-настоящему не хватает сил», — подумал Нарчо.

— Что, мой родной? Не дала мне молока соседка наша, не дала ни капельки. Говорит, сама все выпила. — Хозяйка кинулась к ящику, обхватила голову ребенка и зарыдала, не обращая внимания на Нарчо. Он растерянно смотрел, как вздрагивают ее худые плечи. Малыш заплакал еще сильней.

— Я сварю мясо. Для больного бульон лучше всякого лекарства. — Эти слова мать Нарчо произносила в доме всякий раз, когда кто-нибудь заболевал. Он достал торбу с пшеном, мешочек с хакуртом, все эти продукты Айтек предназначил для обратной дороги, он назвал их «НЗ» — неприкосновенный запас. Как бы теперь Нарчо не надрали уши…

Когда Оришев вернулся, в комнате стоял аппетитный запах вареной баранины. Айтек не подозревал, что это варится его «НЗ», он подумал, что хозяйка решила попотчевать дорогих гостей. В этот момент она бросала картофель в чугунок. У мешка возился Нарчо: он хотел набрать пшена, но, увидев Айтека, замер.

— Положить бы в суп немного пшена… Можно? — Голос его от испуга задрожал.

— Можно. «НЗ» уже не понадобится. Будем возвращаться поездом. — Айтек отыскал в комнате табурет и, не раздеваясь, сел, вдыхая аромат мяса.

— Поездом? — чуть не подскочил от радости Нарчо. — Лошадям в вагонах лучше — не устанут.

— Положим, вагонов для таких кляч нам никто не даст. Уедем не солоно хлебавши. Доти зажарит нас с тобой на вертеле, если вместо конематок мы пригоним здешних кляч. Да они и не дойдут: еле-еле душа в теле держится. Обшарил все. Может быть, пару-тройку еще выберем, остальное — не для воспроизводства. Оказывается, этих доходяг и без наряда колхозам продают, бери — не хочу.

— Да вы на что смотрели? — вмешалась Анна Александровна. — То, за чем вы приехали, не здесь искать надо — в Грачах. Километров двадцать отсюда. Там кобыл много, не сосчитать. Михеич хитрит. Его на хромой козе не объедешь, самого черта окрутит. Маточное поголовье отдельно содержится.

— Завхоз про это ничего не сказал!

— Михеич-то! Он за каждую конематку дрожит, сам готов кобылице хвост нести. У него снега зимой не допросишься, не то что лошадей.

— Завтра съезжу — посмотрю.

— Лучше подожди Антона Федоровича, генерала нашего. Коль он разрешит, Константин, начальник тамошнего отделения, даст тебе лошадей. А без приказа генерала он и разговаривать с тобой не станет. — Анна опять вспомнила, что Константин тоже с Кавказа. — У генерала он в чести, тот ему доверяет. Стоял у меня, а как его назначили начальником отделения — в Грачи перебрался. С Михеичем не ладит; чуть что — сцепляется, ни в чем друг другу не уступят. Коса на камень… Когда Костя тут жил, нам с Гошей легче было.

Айтек в этом «Костя» услышал многое… «Тоскует она по нему, — думал он. — Имя-то у него православное, видно, грузин или в крайнем случае моздокский кабардинец. Но все равно — кавказец, земляк, должен помочь».

— Фамилии не помните?

— Фамилии он не называл. Михеич его называет Каскул. Он без отчества.

— Молодой? Старый?

— Тридцать будет. Натерпелся за войну. Огонь, воду и медные трубы прошел, все на своей шкуре испытал. Самостоятельный. Только генералу подчиняется. И работяга. Восстанавливает хозяйство, даже Михеич доволен, говорит: «башковитый», в лошадях толк знает. Посмотрит и сразу: эта такой породы, эта — беспородная. Все понимает.