Долина кукол

– Что ты! Все говорят, что ты просто неутомим в работе. Если тратишь на дело столько сил, значит любишь это дело, ведь правда?

– Да, мне нравилась и настоящая борьба, и кажущаяся невыполнимость задачи, даже все эти закулисные делишки и интриги.

Энн была озадачена. Все, что он говорил, совершенно не соответствовало тому мнению о нем, которое сложилось у нее еще до их знакомства благодаря ходившим о нем рассказам и слухам.

Лайон принял ее молчание за обеспокоенность по поводу Генри.

– Да не волнуйся ты. Меня, наверное, одолела усталость старого солдата, чересчур навоевался.

– Ты в самом деле рад снова работать у Генри?

– Но я же вернулся, так?

Вид у нее по-прежнему был недоумевающий.

– Ты говоришь так, как будто ты предпочел бы заниматься чем-то другим.

– Неужели ты веришь, что кто-то из нас действительно может позволить себе роскошь делать то, что ему или ей хочется?

– Лично я занимаюсь только тем, что мне нравится.

Лайон сверкнул своей ослепительной улыбкой.

– В таком случае я должен считать себя польщенным.

– Я имею в виду, что мне нравится работать у Генри и жить в Нью-Йорке. А чего бы ты, Лайон, хотел для себя?

Он вытянул под столом свои длинные ноги.

– Во-первых, быть настоящим богачом, чтобы иметь возможность поселиться в каком-нибудь райском уголке Ямайки и писать сенсационный роман о войне в окружении нескольких прелестных красоток, как две капли воды похожих на тебя, выполняющих все мои желания.

– Ты хочешь писать о войне?

– Конечно. – Он пожал плечами. – Ведь каждый, кто вернулся c войны, полон уверенности, что только он один сумеет написать о ней по-настоящему правдивый роман.

– Так и пиши!

– Во-первых, работа у Генри потребует всего моего времени и внимания. И эта доставшаяся мне очаровательная квартирка далеко не бесплатна. Боюсь, что если в моем лице литература что-то и потеряет, то Генри от этого только выиграет.

Энн поняла, что Лайон как человек не поддается точному определению, его не разложишь по полочкам. Он вовсе не бесстрастен, но всегда будет скрывать свои подлинные чувства под ничего не значащей улыбкой или какой-нибудь странной фразой.

– Может, это и не так, но ты не производишь впечатления труса, – отважилась заметить она.

Глаза Лайона сузились.

– Извини, но что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, мне кажется, что ты не из тех, кто сдается сразу, даже без сопротивления. То есть если тебе хочется писать, если ты уверен, что тебе есть что сказать, тогда иди и пиши. Если человеку действительно хочется чем-то заниматься, то он должен хотя бы себя в этом попробовать. Когда становишься старше, то разные жизненные ситуации и определенные обстоятельства вынуждают нас идти на компромисс. Но делать это сейчас, когда ты еще так молод, – это все равно что бросить дело, даже не начав его.

Лайон наклонился через стол и, приподняв за подбородок ее лицо, стал внимательно изучать его. Взгляды их встретились.

– Генри тебя совершенно не понимает. Ты совсем не та девушка, о которой он мне столько рассказывал. Твоя невероятная красота – это пока что единственное, в чем он оказался прав. Но ты, как я вижу, настоящий боец!

Энн расслабленно откинулась на спинку кресла, все силы, казалось, покинули ее.

– Я сегодня вообще какая-то сама не своя, как-то вся развинтилась. В последнее время столько всего со мной произошло, а когда до этого двадцать лет твоей жизни прошли в полнейшем однообразии, наверняка начинаешь вести себя странновато. Я имею в виду всю эту историю c Алленом Купером. Поверь мне, я в самом деле только вчера узнала, кто он такой.

– Да забудь ты все то, что рассказал о нем Генри. Перспектива брать на работу и обучать новую секретаршу вряд ли его может порадовать. Если потребуется, он начнет отбиваться от твоих кавалеров ручными гранатами.

– Но Аллен всего лишь мой приятель…

– Счастлив это слышать. – Говоря это, он глядел на нее и уже не улыбался.

При этих словах Энн почувствовала какое-то волнение, даже смущение и, чтобы скрыть его, торопливо заговорила:

– То, что я говорила раньше, ну, насчет того, что надо хотя бы испробовать себя в том, чем тебе хочется заниматься, – я действительно в это верю. Я все это испытала на себе, когда приехала в Нью-Йорк. Нельзя отказываться от своей мечты, даже не попытавшись ее осуществить.

– Мечты у меня, Энн, нет никакой, да и никогда не было. Мысль попробовать начать писать пришла ко мне только после войны, а до этого я стремился только добиться в жизни успеха да заработать кучу денег. Но теперь я совсем не уверен, что это именно то, к чему я стремлюсь. Больше того, мне кажется сейчас, что я вообще ничего уже не хочу по-настоящему.

Неожиданно его настроение опять переменилось, и он улыбнулся:

– Нет, все-таки кое-чего я хочу. Я хочу каждой клеточкой ощущать, как проходит минута, даже секунда, но чтобы проходили они не впустую.

– Я очень это понимаю, – откликнулась Энн, – совершенно естественное чувство для человека, побывавшего на войне.

– Ты так думаешь? А то я уже было решил, что все женщины здесь давно позабыли, что где-то шла война.

– Ты ошибаешься! Мы все почувствовали, что такое война!