Граница священной рощи была близко. Деревья здесь росли необычайно густо, кустарник и молодой подрост переплетались и стояли стеной. Роман так и не понял, само так получалось, или эльфы специально выращивали на пути непрошенных гостей непроходимые заросли. Непроходимые для человека, когда у него нет ни пилы, ни бульдозера. А вот эльф шагал не торопясь и даже умудрялся беседовать.
– Идти с тобой хотели многие, но я сказал, что раз ты говорил со мной первым, то мне и следует идти.
– А я и не слышал, как ты подошёл ко мне.
Анётель усмехнулся, но смеяться не стал. В походе можно разговаривать, но нельзя хохотать.
– В ту минуту, когда ты сказал, что пойдёт только тот, кто хочет. Иначе, как бы ты остался жив после слов Гладриэля, что тебя следует убить.
– Я и сам удивился, что ещё жив.
Они остановились. Кустарник впереди кончался, ровное открытое пространство тянулось впереди и там, совсем неподалёку, приземисто лепились бревенчатые строения мотеля «Гарцующий пони». Конечно, оттуда не могли рассмотреть две фигуры в плащах невидимках, но Роман заранее представлял растерянную физиономию самозваного Лавра Наркисса, когда перед ним предстанут удивительные путники, разговорами о которых он кормится последние три года.
– Нам обязательно заходить в людские селения? – спросил Анётель. Голос его был ровен, но Роман отчётливо ощутил тревогу лесного жителя. – Может быть проще было бы пробраться к твоему кораблю неприметно, окольными тропами?
– На космодром не бывает окольных троп, – ответил Роман, – и мы пройдём туда открыто. Я был среди в Лориэне эльфом, ты будешь среди этого народа человеком. Никому в голову не придёт поднять на тебя руку, и даже если кто-то станет смеяться, то в смехе не будет злобы. Пока мы идём по земле людей, мы будем ходить как люди.
И хотя эльфы не любят прикосновений, Роман подошёл и взял друга за руку, чтобы ему было не так страшно.