Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца

— Нельзя терять ни минуты, — закончил он, крепко сжав руку Мак–Табба. — Там ребенок и мать, и мне надо спешить обратно, Рукки. Остальное предоставляю вам. Нам нужно разыскать женщину. Если мы не найдем…

Он вскочил на ноги и стоял, глядя на Мак–Табба. Тот покачал головой.

— Понимаю, — сказал он. — Ваше дело — табак, Билли. До ближайшей белой женщины отсюда двести миль, ближе Дю Броше — нет. А индеанку вы не заставите и на полмили подойти к хижине, где появилась оспа, да я сомневаюсь, чтоб и белая пошла. Я не вижу другого выхода, как послать в Черчилл или в Нельсон–Хаус и потребовать оттуда сестру милосердия. Но это займет две недели.

У Билли вырвался крик отчаяния. Индеец Джоэ внимательно слушал, и вдруг он спокойно поднялся со своего места перед печкой.

— На озере Арроу есть лагерь индейцев, — сказал он, смотря на Билли. — Я знаю там скво, которая не побоится оспы.

— Это судьба! — вскричал с торжеством Мак–Табб. — Это мать Джоэ, и я не знаю, чего она не сделает ради Джоэ. Нынче в начале зимы она пришла за полтораста миль, только чтоб навестить его — пришла одна. Она согласится. Приведи ее, Джоэ. Я поручусь за обязательство Билли Мак–Вея выплачивать по пять долларов в день за работу с того момента, как она явится. — Он обратился к Билли: — Ну что, как ваша голова?

— Лучше. Это, верно, меня доконали лыжи.

— Ну так мы отправимся в хижину Круассэ, и я заберу ребенка.

Они оставили Джоэ за приготовлениями к трехдневному пути на юго–восток. Когда они вышли из хижины, Мак–Табб убедил Билли сесть в санки. Они отправились назад к следу Круассэ и когда они нашли его, Мак–Табб рассмеялся.

— Они, должно быть, несутся как кролики, — сказал он. — Но что же, черт побери, собирались вы с ними делать, если бы поймали, Билли? Притащили женщину обратно за волосы? Я рад, что вы вовремя грохнулись. За Круассэ надо бы послать в погоню рысь. Он бы столкнул вас сзади в снежный сугроб — это уже верьте слову.

Билли чувствовал, что с него свалилась необъятная тяжесть, и у него явилась охота рассказать своему товарищу кое–что о себе и Изабелле. Но все–таки он не сделал этого. Пока Мак–Табб бежал впереди, подгоняя собак, он рассчитывал, сможет ли Джоэ с матерью вернуться через неделю. В течение этого времени он будет один с Изабеллой, и, несмотря на жестокие опасения, терзавшие его сердце, он не мог заглушить в себе некоторой радости при этой мысли. Быть может, это будут дни агонии и для него, как и для нее, но все–таки он будет около нее, все время около женщины, которую он любит. А маленькой Изабелле будет хорошо в хижине Рукки. Если что–нибудь случится…

Руки его судорожно сжали края саней при этой мелькнувшей у него мысли. Это была собственно мысль Пелетье. Если что–нибудь случится с Изабеллой, малютка будет его, его собственная на вечные времена. Он гнал от себя эту мысль, точно это была сама зараза. Изабелла будет жить. Он отвоюет ее у смерти. Если она умрет…

Мак–Табб услышал приглушенный крик, вырвавшийся у Билли. Он не мог сдержать его. Боже, до чего опустеет мир, если она уйдет! Он никогда не увидит ее больше после этих дней ужаса, какие предстоят теперь. Но если она останется жива, если он будет знать, что солнце опять играет в ее золотистых волосах и ее голубые глаза опять смотрят вверх на звезды и она иногда вспоминает о нем, — о, тогда жизнь не будет так пуста для него.

Мак–Табб поравнялся с ним.

— Болит голова? — спросил он.

— Немного, — солгал Билли. — Здесь начинается маленький подъем, Рукки. Подгони–ка собак!

Полчаса спустя сани остановились перед хижиной Круассэ. Билли указал на палатку.

— Маленькая здесь, — сказал он. — Поди–ка, познакомься с ней, Рукки. Я хочу заглянуть туда — все ли там в порядке.

Он спокойно вошел в хижину и тихо притворил за собой дверь. Внутренняя дверь была полуоткрыта, как он оставил ее, и он заглянул туда с безумно бьющимся сердцем. Больше он не мог колебаться. Он вошел и окликнул ее по имени.

— Изабелла!

На кровати что–то задвигалось, и он был поражен внезапностью, с какой Изабелла вскочила на ноги. Она отдернула занавеску на окне и стояла перед ним, озаренная светом. Билли увидел ее голубые глаза, горящие странным огнем и устремленные прямо на него. Щеки ее пылали густым румянцем, и он слышал жесткое дыхание, вырывавшееся из ее полуоткрытых губ.

— Я нашел хижину траппера, Изабелла, — и мы отправим туда малютку, — сказал он. — Там ей будет хорошо. И мы послали за помощью, за женщиной…

Он остановился, ужас сковал его язык. Он ясно видел теперь безумие в глазах Изабеллы. Она опять задернула занавеску, и они остались в полутьме. И слова, которые она шептала, были еще ужаснее горящего в ее глазах безумия:

— Вы не убьете ее? — жалобно бормотала она. — Вы не убьете мое дитя? Вы не убьете ее?..