- Внимание!, - голос Тула появился внутри машины, - Только что было получено сообщение со "Скалы", в котором говорилось, что на трассе орудуют мародеры. Дабы сберечь наше драгоценное время, припасы и медикаменты, мы увеличили скорость до предела. Так что если не хотите, чтобы вас выбросило из кузова наружу, пристегните ремни и держитесь за них так, будто это последняя драгоценная вещь в вашей жалкой жизни. Тех, кто не послушается и внезапно окажется за пределами автомашины, подбирать не будем. Вы знаете правила, поэтому пенять будет не на кого.
Люди в панике начали хвататься за все, что могло выдержать быстрые рывки и не дать вылететь со своего места. Ропот раскатился по рядам и кое-кто не преминул заметить одну очень немаловажную деталь.
- Слышали? Время, припасы и медикаменты, мы для него не имеем никакой ценности. Что уже говорить про тех, кто не может держать оружие.
Мужчина недовольно простонал. Наверное, он был прав и Тул не отличался мягкосердечностью, свойственной всем тем, кто оказался в кузове этой машины. Однако глупо было требовать гуманности и сострадания от человека, для которого вся жизнь была один сплошной бой. На войне нет места жалости, нет места для сочувствия и прочих эмоций, мешавших выполнить задачу и добраться до цели. Все это мешало, а иногда могло сыграть роковую роль в жизни любого бойца.
Я знал это и, услышав жалобы со стороны новобранцев, просто промолчал. Не зачем было объяснять то, к чему некоторые идут годами, а то и всю жизнь. Оно развивается, крепнет и, наконец, когда разум перестраивается под новый ритм жизни, когда все привычное ранее стирается и заменяется новыми смыслами, тогда это чувство окончательно бетонируется в сознании солдата, где на первом месте всегда стоит выполнение задачи... порой любой ценой. Это нельзя было передать словами, только почувствовать. Как единый организм, солдаты всегда преследовали только одну цель или боевую задачу, не оглядываясь на потери или неравенство сил. В этом и была мощь любого боевого подразделения. Но они не были ими. Даже отдаленно эти люди не напоминали солдат. Скомканные, бесформенные, словно бумага, сжатая в комок, они представляли нечто безликое и не похожее ни на что, что приходилось мне видеть раньше. Даже оружие в руках, которое держали некоторые из них, было для них слишком тяжелым и вряд ли, когда наступит бой, эти мужчины смогут долго сопротивляться наступившей угрозе.
Только один из всех сидевших в кузове этой машины был похож на солдата. Его глаза всегда были спрятаны за широкой шляпой, чей край то и дело нависал на лоб и заставлял старика поправлять его обратно. Придерживая кобуру с револьвером, он молча поглядывал по сторонам и старался избегать любого повода для разговора. Каждый, кто пытался обратиться к нем, тут же натыкался на каменное лицо, явно говорившее о нежелании вести диалог. Это было очень странно, но после нескольких попыток вытянуть из него хоть одно словечко, мужчины просто перестали тревожить его.
Вскоре нечто громкое донеслось до моих ушей. Какой-то пронзительный гул, смешавшийся с ревом смежных автомашин, пронесся вдоль дороги и, вскоре, обогнув колонну, вновь возник позади нас. Тревога закралась в мой разум и я, слегка наклонившись, взглянул назад, чтобы увидеть источник странного шума. Сквозь широкий брезент, висевший у самого края и поднимаемый резкими порывами ветра, мои глаза уловили маленькое, но очень юркое "нечто", метавшееся между машинами и совершавшее очень опасные маневры у самых колес огромных грузовиков. Заезжая то слева, то справа, его вытянутая тушка будто намерено заставляла замыкающий грузовик сбавить ход, чтобы не врезаться в него и немного отступить назад. И в этот самый момент, когда расстояние между нами стало довольно ощутимым, в воздухе появилась яркая вспышка. Появившись из неоткуда, она мгновенно преодолела нужное расстояние и влетела под днище последней машины.
Удар застал нас в самый неподходящий момент. Тогда, когда все уже поверили в безопасность проезда и не думали о том, что может хоть что-то случиться. Белая ослепительная вспышка и оглушающий грохот. Он влетел в уши и заставил мгновенно схватиться за них руками, отпустив при этом ремни безопасности. Свист... напряженный и очень острый, он стоял в моих ушах и нарастал с каждой секундой. Как будто скальпелем, этот звук резал всю внутри моей головы, не давая расслабиться и понять что же вообще произошло.
Люди в кузове кричали. Я не слышал их, но рты каждого из них были раскрыты в непривычной форме и говорили только об одном. Глаза шмыгнули по рядам, но картина везде была одинакова. Каждый, кто находился здесь в момент взрыва, был оглушен и пытался всеми силами избавиться от последствий звуковой волны, ударившей по барабанным перепонкам и заставившей всех схватиться за головы.