Долина новой жизни

— Какая здесь охота, — сказал я, — вот я бывал на интересных охотах. И я начал ему сочинять все, что мне приходило в голову. Он казался очень заинтересованным. Я старался припомнить рассказы Киплинга и другие, которые я читал в детстве, и излагал их насколько возможно занимательно. Тигр, слон и другие крупные животные играли в них главную роль. Ур слышал кое-что об этих хищниках, но теперь впервые представил их в своем воображении. Глаза его горели увлечением. По-видимому, он никогда не слышал таких историй.

— Где живут эти животные? — спросил он.

— Во многих странах и совсем недалеко, вот за этими горами.

Я показал на снежные вершины налево от Высокого Утеса.

— Я хотел бы побывать там.

— Вас не пустят.

— А вас тоже не пустят. Вы ведь иностранец.

— Вам так здесь хорошо, что вам больше ничего и не надо, — поддразнил я его.

— На маневрах меня очень ругали: я испортил машину; я был не виноват; меня ругали. Это очень обидно. Я здоровый, сильный. Я люблю бегать, охоту; мне здесь скучно.

Я понимал, что Ур представляет прекрасную почву, на которой можно взрастить хорошие плоды, но как это сделать, как к нему подойти, тем более, что действовать надо поспешно?

— У нас на мысу стоят аэропланы, они улетают очень часто. Я не умею править, а то я бы улетел.

Он шел мне навстречу, надо было этим пользоваться.

— А я умею править, — сказал я, — но меня не пустят на Высокий Утес.

— А если бы пустили, вы улетели бы?

Я посмотрел на Ура, не зная, могу ли я ему доверить свою тайну.

— Я улетел бы, если бы вы согласились сопутствовать мне, — ответил я со смехом, как бы шутя.

— А вы взяли бы меня? — с живостью воскликнул Ур.

— Конечно, вы мне очень нравитесь.

— А та красивая дама тоже улетела бы с вами?

— Ну, что мы будем говорить об этом, — прервал я, — этого никогда не может случиться.

Мы продолжали идти стороной от дороги, и я выбирал такие места, чтобы нас никто не мог увидеть. Ур долго молчал. Кожа на его голове двигалась, так что волосы то опускались к бровям, то поднимались кверху. Он напрягал мысль. Наконец он выпалил:

— Поймают — убьют.

Он наклонился к моему уху и, обдавая меня каким-то скверным запахом, прошептал:

— Я знаю, одного из ваших убили в тюрьме. Сторожа были из нашего разряда, только об этом никому нельзя говорить.

«Черт возьми, кого приходится делать нашим доверенным лицом! — подумал я. — Наверно, и на мою жизнь покушался кто-нибудь из этих животных, конечно, по наущению свыше».

Ур как будто проник в мои мысли:

— Мне можете верить. Вы мне понравились еще тогда, когда дали мне шоколад. Вы хороший человек; я полечу с вами.

Мне не оставалось ничего другого, как положиться на это непосредственное, неиспорченное существо.

— Если бы вы могли накануне оповестить меня, что имеется вполне готовый к отлету аэроплан, и если бы вы помогли мне проникнуть на утес, воспользовавшись темнотой ночи, то наш полет мог бы состояться.

— Через ворота нельзя пройти, — возразил Ур.

— Я знаю место, где мы можем подняться по веревке на скалы, надо только опустить ее сверху.

Ур подумал и спросил:

— А глаза и уши?

— Об этом не стоит говорить, мы позаботимся, — отвечал я. Казалось, дело было слажено. Я вынул из кармана сверток табаку и четыре плитки шоколада. Ур взял все это, не отказываясь.

— Мы должны встретиться с вами еще раз, — сказал я ему. — Я поговорю со своими друзьями, может быть, мы придумаем еще что-нибудь новое, но помните, Ур: если вы нас предадите, вы будете убиты. Там же, у нас на родине, вы получите полную свободу и много хороших вещей. Я буду держать вас при себе и буду заботиться о вас, как о самом близком человеке. Вы поняли?

Он поднял руку кверху.

— Ур всегда был честный человек.

ГЛАВА XI

Все было обдумано, все было подготовлено. Настал день, который должен был решить нашу участь. Утром Ур явился ко мне за последними инструкциями. Я был на работе в своих мастерских и встретился с ним в условленном укромном месте.

Он сообщил мне, что завтра утром должен отлетать аэроплан в дальний полет и что он с вечера будет стоять вполне готовый. Нам предстояло захватить его в течение этой ночи. Для того, чтобы не вызвать подозрений, мы все, участники побега, должны были встретиться только вечером.

Боже, как тянулся этот ужасный день! Положительно, стрелки часов не хотели двигаться.

Я возвратился, как всегда, в Колонию и заставил себя поговорить со своим слугой, прогуляться по улицам с самым беспечным видом и даже зайти в клуб. Перед вечером я зашел к Фишерам. Анжелика уже была там. Мы сидели как на иголках, нетерпение овладевало нами. Бездействие в такие минуты кажется невыносимым. Надо было что-то сказать, но мысли путались, и язык не находил нужных слов. Анжелика была бледна, но взгляд ее был решителен и тверд. Она сидела, вытянувшись, гордо приподняв голову кверху. Фрау Фишер вздыхала, беспокойно двигала руками и несколько раз повторила:

— Ах, боже мой, боже мой! Лучше бы вы этого не затевали.