Долина новой жизни (с илл.)

— Нет, я помню, но за эти бесконечные месяцы, проведенные нами в монастыре, я познал нечто такое, чего не ведала моя душа прежде. Я научился ценить покой, мир внутри нас. Самоуглубление, самосозерцание являются уделом мудрости.

— Эй, старина, ваша философия — результат болезни. Сильному и здоровому человеку не прожить самосозерцанием. Когда солнце согреет ваши кости, вы заговорите иначе.

— Дорогой Джон, идите дальше один, ищите Долину, если вы стремитесь туда, — я никогда не пытался узнать, что влечет вас в сторону Куинслея, — а я останусь здесь, навсегда, среди этих добрых отшельников.

— Стыдитесь, друг! Когда мы находимся у цели нашего путешествия, вы отступаете. Может быть, мадам Гаро ждет вашей помощи, а вы будете сидеть здесь и заниматься самоуглублением.

При этих словах мистера Клэра взгляд француза несколько оживился.

— Я знаю, что это временная слабость, — продолжал англичанин. — Вот за этими горами Долина, и мы будем там, я успел уже разузнать кое-что относительно дальнейшего пути.

Глаза Герье следовали по направлению его пальца.

— Видите между двух вершин узкое ущелье? Там пропасть, через которую нет прохода. Монахи доходили до этой границы владений Куинслея. Мы сделаем то, чего они не могли сделать — мы переправимся через пропасть.

Лицо Герье выражало крайнее удивление, глаза его были прикованы к какой-то точке на небе. Друг его, имеющий лучшее зрение, сразу увидел все.

— Аэроплан! — воскликнул он взволнованным голосом, — Смотрите, Рене, аэроплан. Из Долины Новой Жизни!

— Он летит так высоко, что едва различим.

— Вот она, птица, о которой говорил настоятель монастыря. Нет, Рене, вы не должны отказываться от задуманного.

— Здесь, над пустынными горами, проходит воздушный путь ют Высокого Утеса на неведомый остров в Индийском океане, с которого Куинслей получает все необходимое из стран Старого и Нового Света, — заговорил Рене. — О Джон, я чувствую, как во мне снова закипает желание проникнуть в Долину, хотя я стал уже сомневаться, не сон ли все виденное мною там, не плод ли больной фантазии? Джон, этот аэроплан вернул меня к действительности.

— Руку, товарищ! Через неделю мы тронемся в путь.

Погода установилась весенняя. Снег стал таять, сбегая каскадами шумливых вод, появились проталины и на них уже весело чирикали какие-то маленькие серенькие птички. Ледники сверкали, как алмазы, солнечные лучи обжигали кожу. Проводники и носильщики с оживлением принялись за работу; в несколько дней все было готово для выступления.

Монахи вышли прощаться, они грустно покачивали головами, наблюдая беготню и суетню последних минут. Старый монах, настоятель монастыря, отвел Герье в помещение храма со странными фигурами богов, вырубленных из камня. Он поставил его перед грубым изображением богини, наполовину женщины, наполовину животного, потом подвел его к статуе, у которой было шесть рук и три глаза, смотрящих в прошлое, настоящее и будущее. Он повторял: «Махакала», «Махакала», что-то говорил на своем непонятном языке, обращаясь то к богам, то к путешественнику. Может быть, он заклинал его от разных несчастий, может быть предсказывал ему будущее?

Герье низко поклонился ему; монах присел в знак уважения, и они расстались. Рене догнал своего друга, замыкающего шествие носильщиков, уже когда начался подъем на край ледника.

Опасный подъем одолели к концу третьего дня. Пройдя немного, оказались на краю пропасти шириною не менее ста метров. Она начиналась у карниза неприступной скалы и, огибая край ледяного массива, спускалась в глубину, как бы проваливаясь в преисподнюю, так что глаз не мог достигнуть ее дна. Эта трещина между двух гор постепенно расширялась и превращалась в глубочайшую долину, отделяющую снеговую цепь от другой цепи гор, более низких, но зато совершенно диких и неприступных.

— Смотрите, налево стена, направо — широкая пропасть. Переход на ту сторону возможен только здесь, прямо против нас.

— Я не думаю, Джон, что вы рассчитываете построить мост, — заметил Герье,

— Вы, кажется, смеетесь надо мной, дорогой друг?

— Я не вижу способа перебраться на ту сторону.

Клэр весело рассмеялся.

— Вы забыли, старина, мои станки. Но это — завтра, а сейчас надо располагаться на ночлег.

За ужином англичанин сообщил свой план.

— Нужно все предвидеть. Важно не только перебраться во владения Куинслея, важно иметь свободный путь к отступлению. Ким, носильщики останутся здесь. Мы проникнем в Долину Новой Жизни только вдвоем, налегке. Как мы туда пойдем — это должно быть тайной. По ту сторону пропасти вы будете указывать дорогу. Необходимые вещи мы спрячем где-нибудь, чтобы они оказались у нас под рукой. Одно беспокоит меня: не будете ли вы сейчас же узнаны?

Рене горько усмехнулся.

— За эти два года я так изменился, что навряд ли узнает меня даже Анжелика.

— Во всяком случае, из осторожности, мы будем двигаться вперед только под покровом темноты. Теперь, дорогой Рене, отдыхать. Нам надо встать как можно раньше.