Долина новой жизни

Последующие дни прошли в постоянных поездках в Город, где мне пришлось видеться несколько раз с Шервудом, принять участие в заседаниях комиссии, рассматривавшей результаты постройки новых шлюзов. Оказалось, что это сооружение возводилось не вполне правильно; работа вследствие этого затянулась. Теперь было решено выяснить подробно все ошибки и ускорить, насколько возможно, производство работ, для чего потребовалось увеличение технического персонала, а также усиление стройки механическими приспособлениями.

Я понял, что этим предлогом воспользовался Макс Куинслей, чтобы устроить мой перевод. Ему надо было лишний раз показать мне, что всякое мое внимание к мадам Гаро становится известным ему и что он отрицательно относится к моему знакомству с ней.

Шервуд в разговоре со мной подчеркнул, что мой перевод является для него неожиданным, но что он вполне одобряет его, так как надеется, что мои изобретения, приспособленные к условиям новой работы, окажутся такими же полезными, как на строительстве Большой дороги.

– Шлюзы в данное время, – сказал он, – составляют для нас наиважнейшее и неотложное дело. Когда-то вся эта долина представляла собой дно обширного озера. Вода из него изливалась в какую-либо существующую еще и теперь или давно исчезнувшую реку. Когда произошел первый большой катаклизм в этой стране, громадные ледники, снабжающие озеро водой, были отделены от него новыми выдвинувшимися хребтами. Вследствие этого озеро постепенно уменьшилось, высохшая часть дна превратилась в плодоносную долину. Второй катаклизм, имевший место значительно позже, завалил реку, отводящую воду, а остаток громадного озера существует и до сих пор. Для отвода воды из него мы устроили шлюзы. Для нужд нашей промышленности потребовалось большое количество воды, и поэтому мы провели канал, который вы видели в Долине Большой дороги. Увеличив таким образом приток воды, мы должны были позаботиться о своевременном откачивании ее; для этого нами сооружаются новые шлюзы. Я не тороплю вас приняться за работу, так как прежде всего требуется, чтобы комиссия выяснила неправильности, допущенные до сих пор.

Я молча выслушал объяснения Шервуда. Конечно, я не передаю здесь всех деталей, на которых он останавливался в подробностях.

Я увидел, что мне предстоит более интересная работа, чем моя прежняя, и был рад этой перемене, так как меня постоянно угнетала какая-то тоска. Я старался как можно больше работать и развлекаться. Я посетил несколько собраний, где выслушал отчеты и различные рассуждения. Я смотрел кинематографические представления, демонстрировавшие всегда природу и служившие для воспитания толпы. Часто я отодвигал кнопку на своем предохранителе, и теперь знал, что внушением пользуются не только для того, чтобы передавать людям ощущение веселья и радости, но и для внушения им определенных идей, составляющих основу морали и верований здешнего народонаселения.

Я сам иногда начинал чувствовать сомнение в том, что наша европейская культура при всем ее развитии может дать когда-либо людям счастье. Мне начинало казаться, что это может быть достигнуто только тем путем, который проделан здесь.

Иногда на меня нападало уныние, и я с ужасом думал, что навсегда расстался с Францией, которую я любил и в которой вырос. Тогда я спешил к домашнему очагу Фишера. Здесь я находил успокоение от всех тревог и мучений.

Обыкновенно я заставал Фишера и его семейство за большим столом в столовой. Эта комната выглядела удивительно уютной. Цвет обоев, мягкий ковер, электрический свет, смягченный темным абажуром, цветы на столе и у окон, удобная мебель – все оказывало успокаивающее, примиряющее действие.

Сам Фишер сидел за одним концом стола и, попивая пиво из большой кружки, читал; на другом конце сидела его жена, занимаясь рукоделием и тихонько мурлыкая про себя немецкую песенку, которую она пела еще тогда, наверно, когда была ребенком. Посреди, за столом, на высоких стульях восседали остальные члены семьи, два сына и две дочери – в возрасте от трех до девяти лет.

Старшие что-нибудь клеили или красили, а младший вел себя буйно, так что мать должна была зорко присматривать за ним, чтобы он не упал со своего стула, хотя был закреплен в нем особым приспособлением.

Я удивился, как можно заниматься серьезной работой в такой обстановке, но Фишер уверял меня, что он не признает лучших условий и не променял бы данную обстановку на тишину кабинета. Фишер рано ложился и рано вставал и всегда работал в столовой.

Фрау Фишер, высокая костлявая блондинка с очень большими ногами и бесцветным лицом, была образцовой женой и матерью. За десять лет замужества она подарила своему мужу четырех детей и теперь готовилась произвести на свет пятого. Она была удивительно заботливой, доброй и любвеобильной.

Участь мадам Гаро произвела на нее сильное впечатление, и она при каждой встрече со мной старалась выразить мне свое участие, как будто я был близким родственником мадам Гаро.