Читаем «Долина смерти» полностью

В мае мне приказали отойти от Большого Замошья и выбрать наблюдательный пункт примерно в 1,5 км на северо-восток от Малого Замошья. Здесь, метрах в 150 от нас, расположился штаб батальона капитана Михаила Трофимовича Нарейкина, а в 15–20 м — наблюдательный пункт 120-миллиметровой минометной батареи, которой командовал мой земляк — студент Индустриального Института г. Свердловска старший лейтенант Евгений Петрович Шершнев — опытный и волевой командир. Его, не унывающего в любой ситуации, за деловые качества, юмор и острое словцо боготворили все бойцы и командиры. Командиром взвода управления этой батареи был старший лейтенант Леонид Абрамович Залгаллер — до войны студент архитектурного института. Он знал много стихов, прекрасно и с большой охотой их читал. Выполненные им панорамы местности вызывали у нас восхищение.

Со всех сторон шел непрерывный бой. Впереди была широкая поляна, по которой немцы не рисковали наступать, и мы, занявшие перешеек между болотами, очутились в сравнительно «тихом» месте. Ель, на которой находился мой НП, была метров 30 высотой. С нее в стереотрубу хорошо просматривался район Земтицы — Вешки. Там мы обнаружили батарею противника со складом боеприпасов, и все это огнем 5-й батареи было уничтожено.

Постепенно от постоянного недоедания физические силы оставляли нас. И если я, парень 19 лет, вначале залезал на ель без передышки, то потом не менее трех раз отдыхал, а многие уже не то что подняться на ель были не в состоянии, но и вообще плохо ходили.

Кажется, 15 июня было прорвано кольцо окружения в «огненном коридоре» в направлении Теремец-Курляндский и в образовавшуюся брешь вывели большое число раненых и частей 2-й УА, а 305-я сд продолжала выполнять поставленную задачу. По слухам, удалось вывести из окружения тысяч пятнадцать. 830-й артполк неоднократно выделял бойцов для пополнения пехоты, которая удерживала оборону в месте прорыва. Когда 15 июня прорвали кольцо окружения, вместе с частями 2-й ударной вышли и наши бойцы. 17–18 июня противник вновь сомкнул кольцо. Пришлось снова выделять из огневых расчетов людей, чтобы держать оборону на востоке, а при орудиях оставалось вместо семи человек по два-три.

Обстановка ухудшалась, кольцо сжималось, снабжение вовсе прекратилось. Рядом с наблюдательным пунктом М. Т. Нарейкина установили батальонную кухню, но варить было нечего. Как только появился щавель, с передовой выделили двух бойцов в наряд на кухню. Они должны были утром нарвать щавеля, вскипятить с водой, и эту чуть кисловатую жидкость, еле-еле теплую, разнести по окопам. Наступило утро, а бойцы не встают — умерли во время сна от истощения. Один командир роты подстрелил скворца и с несказанной радостью побежал варить суп, конечно, без соли, а остальные, и я в том числе, завидовали этой снеди. Небольшое касательное ранение с малой потерей крови оказывалось смертельным, люди старше 30 лет совсем ослабли. Но главное — не было боеприпасов, не было бинтов и элементарных медикаментов. Духом же мы были сильны и уверены, что, когда придет наша очередь — прорвемся. И еще удивительно то, что жесткая экономия боеприпасов повысила прицельность огня. В районе узкоколейки стояла зенитная батарея. Когда зимой было много боеприпасов, она била мимо самолетов противника, а тут с первой очереди сбила самолет! Удивительно!

К 25 июня противник, продвигаясь за отходящими частями 2-й УА, подошел к огневым позициям 830-го артполка, вести огонь прямой наводкой нельзя — кругом густой лес. Пришлось огневые позиции батарей перевести в район Малого Замошья. Единственная дорога на восток — настил из бревен по болоту — была захвачена противником. Продвигаться на Большую землю и тянуть за собой артиллерию было невозможно, так как на пути лежало труднопроходимое и для людей Большое Замошское болото. И вот я по телефону получил приказ от командира дивизиона капитана Маслякова оставить НП и со всеми бойцами явиться на огневую позицию своей батареи для получения боевой задачи.

Подойдя к огневой, я услышал команду: «Комбат, в ровик!» Это кричал мне старшина батареи. Я, все разведчики и связные, что пришли со мной, прыгнули в ровик — окоп недалеко от орудия. Орудие взлетело на воздух. Вскоре были подорваны и остальные три — наши боевые 76-миллиметровые пушки образца 1902 г. с небольшой модернизацией затвора, произведенной в 1930 г. Взрывали так: в ствол забивали дерево, заряжали, удлиняли шнур, дергали за шнур, и ствол взрывался. Батарея была выведена из строя по приказу командира дивизиона капитана Маслякова, который, в свою очередь, получил приказ от командира полка майора H. Н. Вязьмитинова. Так вывели из строя весь полк!

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Военное дело глазами гражданина

Наступление маршала Шапошникова
Наступление маршала Шапошникова

Аннотация издательства: Книга описывает операции Красной Армии в зимней кампании 1941/42 гг. на советско–германском фронте и ответные ходы немецкого командования, направленные на ликвидацию вклинивания в оборону трех групп армий. Проведен анализ общего замысла зимнего наступления советских войск и объективных результатов обмена ударами на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. Наступления Красной Армии и контрудары вермахта под Москвой, Харьковом, Демянском, попытка деблокады Ленинграда и борьба за Крым — все эти события описаны на современном уровне, с опорой на рассекреченные документы и широкий спектр иностранных источников. Перед нами предстает история операций, роль в них людей и техники, максимально очищенная от политической пропаганды любой направленности.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
Штрафники, разведчики, пехота
Штрафники, разведчики, пехота

Новая книга от автора бестселлеров «Смертное поле» и «Командир штрафной роты»! Страшная правда о Великой Отечественной. Война глазами фронтовиков — простых пехотинцев, разведчиков, артиллеристов, штрафников.«Героев этой книги объединяет одно — все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят Им нет нужды рисоваться Они рассказывали мне правду. Ту самую «окопную правду», которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Владимир Николаевич Першанин , Владимир Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное