Читаем «Долина смерти» полностью

На этот раз для штаба выбрали более сухое место. У подножия небольшой высотки нашими предшественниками были вырыты отличные блиндажи. Посередине каждого блиндажа стояла круглая печка, земляные лежаки покрывал свежий лапник. Хозяева, видно, недавно покинули свои убежища: еще ощущался запах солдатского пота. Мы растопили печку, завесили вход плащ-палаткой — стало тепло и уютно. Поужинали и легли спать. Из девчонок я была одна, и ребята отвели мне место у печки. Народу набилось много, лежать можно было только на боку, прижавшись друг к другу. Намерзшиеся и измученные переездом, все мгновенно уснули, не догадавшись оставить дежурного.

А ночью кто-то украл плащ-палатку со входа. Дрова прогорели, ветром намело снега, в блиндаже стало холодно, как на улице, где мороз был за тридцать. Один боец проснулся и поднял тревогу. Мое первое ощущение при пробуждении — полная нечувствительность ног. Остальные тоже с трудом стаскивали с себя сапоги: валенок почти ни у кого не было. С меня сняли кирзачи, надрезав голенища. Ноги были совершенно белые и ничего не чувствовали. Ребята принесли снега и оттирали мне ступни, пока они не покраснели. Было очень больно, но ноги спасли. Одна добрая душа отдала мне новые фланелевые портянки, в которые завернули мои ноги и натянули сапоги. Ноги ломило до слез, но я долго прыгала, чтобы согреться. Спать я больше не ложилась. Завесила вход плащ-палаткой, растопила печь и всю ночь поддерживала огонь, чтобы ребята выспались.

А вот кто снял у нас палатку, оставив спящих на морозе, так и не дознались. Подобные поступки на фронте расценивались как подлость и вызывали общее презрение.

Недалеко от штаба, в глубине леса, расположился банно-прачечный отряд. Там служили одни женщины. Как-то я разговорилась с одной из них, и она показала свои натруженные, разъеденные щелочью руки. Я содрогнулась: как могли эти женщины, прячась в лесу от бомбежек, ежедневно таскать десятки ведер воды, стирать вручную, кипятить заношенное белье, окровавленные бинты и сушить их на воздухе в любую погоду?

13 января 2-я ударная армия прорвала первую линию немецкой обороны на западном берегу Волхова и к 21-му числу вышла ко второй линии на участке Спасская Полисть — Мясной Бор, которую с ходу преодолеть не удалось. Командующий фронтом приказал сосредоточить в этом районе все возможные силы и средства. Под командованием генерала И. Т. Коровникова была создана специальная оперативная группа из двух дивизий, одной стрелковой бригады, танкового и двух лыжных батальонов. Группа вошла в состав 2-й УА.

Тяжелые бои шли весь январь и февраль, и нас часто посещало фронтовое начальство. Однажды комендант сказал, что нам предстоит накормить обедом командование фронтом и приехавшего с инспекцией маршала К. Е. Ворошилова. Повар уже принес обед в блиндаж командующего, посуда приготовлена. Мне сказали: «Пора!» С трепетом подхожу к блиндажу и вижу такую картину: 10 солдат в поте лица черпают ведрами воду из ямы возле блиндажа и выливают в сторонке. Меня пропустили, я оказалась в «сенях» и доложила о готовности приступить к работе. Адъютант Ворошилова, полковник, откинул плащ-палатку, закрывавшую вход, и сказал: «Не бойся, иди!»

В большом блиндаже ярко горели дрова в печурке, освещая сидевшего напротив входа К. Е. Ворошилова в накинутой на плечи бекеше. Маршал отчитывал стоявших перед ним командиров. Время от времени командиры отвечали: «Есть, товарищ маршал Советского Союза!» Или: «Будет выполнено, товарищ маршал Советского Союза!»

Я опешила и попятилась назад, но адъютант снова успокоил меня: «Не стесняйся!» Надо было все приготовить к обеду.

Когда стол был накрыт, все чинно расселись и налили традиционные 100 грамм, я водрузила в середину стола черный горшок с горячей картошкой, прикрытый полотенцем. Замполит тихо возмутился, но, когда сняли полотенце и он увидел картошечку в мундире, от которой исходил аппетитный запах, и стоящую рядом селедочку, он одобрительно сказал: «Вот молодцы, как придумали!». Инцидент был исчерпан. Все выпили за победу, хотя положение на фронте пока что ухудшалось.

Спустя пару часов мне велели приготовить чай. Когда я снова вошла в блиндаж, Ворошилов спал на лежаке, прикрывшись своей бекешей на сером меху. Я тихонько накрыла стол, а он проснулся и удивился: «Как она быстро развернула свое производство!» После чая командование выехало на передовую.

19 марта обстановка резко осложнилась: немцы перекрыли единственную дорогу, по которой шло снабжение армии. Мы оказались в окружении. Продовольствие перестало поступать. Небольшие самолеты У-2 (бойцы называли их «кукурузниками») прорывались через линию фронта и сбрасывали в расположение наших войск бумажные мешки с мукой и сухарями. Иногда они попадали к немцам, а чаще рвались, и все содержимое высыпалось в болото. Из комендантского взвода направлялись наряды для сбора продуктов, но люди нередко гибли: обстреливали нас постоянно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Военное дело глазами гражданина

Наступление маршала Шапошникова
Наступление маршала Шапошникова

Аннотация издательства: Книга описывает операции Красной Армии в зимней кампании 1941/42 гг. на советско–германском фронте и ответные ходы немецкого командования, направленные на ликвидацию вклинивания в оборону трех групп армий. Проведен анализ общего замысла зимнего наступления советских войск и объективных результатов обмена ударами на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. Наступления Красной Армии и контрудары вермахта под Москвой, Харьковом, Демянском, попытка деблокады Ленинграда и борьба за Крым — все эти события описаны на современном уровне, с опорой на рассекреченные документы и широкий спектр иностранных источников. Перед нами предстает история операций, роль в них людей и техники, максимально очищенная от политической пропаганды любой направленности.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
Штрафники, разведчики, пехота
Штрафники, разведчики, пехота

Новая книга от автора бестселлеров «Смертное поле» и «Командир штрафной роты»! Страшная правда о Великой Отечественной. Война глазами фронтовиков — простых пехотинцев, разведчиков, артиллеристов, штрафников.«Героев этой книги объединяет одно — все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят Им нет нужды рисоваться Они рассказывали мне правду. Ту самую «окопную правду», которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Владимир Николаевич Першанин , Владимир Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное