Читаем Долина солнца (рассказы) полностью

- Мы собрали этот скот по каньонам вдоль тропы Гуднайта, - объяснил он. - Это отбившиеся от стада коровы, и у нас есть письма от трех крупнейших хозяйств, дающие нам право распоряжаться по своему усмотрению их скотом, который мы только сможем там отыскать. Остальные же клейма принадлежат хозяйствам, которые к этому моменту или уже пошли с молотка или расположены в Монтане. Но как бы там ни было, мы намерены распоряжаться этим стадом и заботиться о его приросте.

- Может быть и так. Но только распоряжайтесь им где-нибудь подальше отсюда. Это мое пастбище. Так что проваливайте.

- А тебе не кажется, что у тебя и так многовато земли? - предположил Тэп. - Мы с компаньоном не хотим осложнений, но я не думаю, что правительство, люди или сам Господь Бог выдали тебе какие-либо бумаги на право владения ею. Ты просто считаешь ее своей. Мы же со своей стороны считаем, что ты и так слишком пожадничал, а потому вот этот трреугольник вышеупомянутых пастбищ мы оставляем за собой.

- Босс, - вмешался в разговор Ред, - мне кажется, я уже где-то видел этого парня.

Выражение лица Тэпа не изменилось, но мне показалось, что он побледнел. Бетти выглядела очень обеспокоенной, и несколько раз она как будто даже пыталась вмешаться в разговор.

- Мы могли бы стать хорошими соседями, - упорствовал Тэп. - Нам нужно было собственное хозяйство. Теперь оно у нас есть, и мы намерены во что бы то ни стало сохранить его.

* * *

Лукас был вне себя от злости, и он как раз собирался сказать что-то резкое в ответ, но тут его опередила Бетти. До сих пор он не сводила глаз с меня. Похоже, все остальные начисто позабыли о моем существовании, чему, впрочем, я был несказанно рад. На мне была старая серая шляпа с помятой тульей, а давно нестриженные волосы выбивались из-под полей и спускались до самого воротника рубашки. Ворот рубахи из оленьей шкуры расстегнут, джинсы в заплатах, а стоптанные башмаки немало претерпели от непогоды и острых коровьих рогов.

- А почему вас и вашего приятеля не видно в Вентане? Вечером в субботу там танцы. Приезжайте, мы все будем очень рады вам.

Джим Лукас нахмурился, собираясь, видимо, что-то сказать, но тут он впервые за все время обратил внимание на меня. Он уже было открыл рот, но затем, по-видимому, передумав, лишь стиснул зубы и промолчал, оставляя все свои соображения при себе. Не знаю, что заставило его сдержаться, но взгляд его был тяжел.

- Обязательно, - пообещал я Бетти, - мы с радостью принимаем ваше приглашение. Как уже сказал мой компаньон, мы хотим жить в мире и согласии со своими соседями. Так что мы обязательно приедем.

Лукас развернул своего коня.

- Мы еще продолжим этот разговор. Я вас предупредил, - сказал он, в упор глядя на Тэпа, а затем пришпорил коня, направляясь прочь, и Бетти последовала за отцом.

Ред ненадолго задержался, продолжая пристально разглядывать Тэпа.

- И все же, - сказал он, - где мы с тобой могли встречаться?

- Нигде, - отрезал Тэп. - Будем считать, что ты обознался.

Не припомню, чтобы прежде Тэп говорил так с кем бы то ни было. До сих пор, если кто-то настойчиво напрашивался на неприятности, то он просто выхватывал пистолет и всаживал в неприятеля пулю.

Мы вместе направились к хижине, и по пути Тэп обернулся ко мне.

- Слушай, Рай, а стрелять ты умеешь? Если дойдет до драки, то мы будем должны удержать эту нашу землю любой ценой.

- Можешь не беспокоиться - я стащил свою рубашку через голову, задумав постирать ее - если до этого дойдет, то я свое дело знаю.

- А эта его девчонка..., - неожиданно сказал он, - ничего себе штучка, правда?

И все-таки, почему при воспоминании о ней мне стало вдруг так тяжело на душе?

Утром в субботу, встав пораньше, мы побрились и начали принаряжаться, собираясь на танцы. Путь до города был неблизкий, и нам хотелось выехать загодя. Разложив перед собой содержимое своего саквояжа, я критически осмотрел хранившийся там видавший виды потертый кожаный ремень и два револьвера, а затем, не долго думая, сунул поверх них свои старые джинсы.

После этого я пригладил свою шевелюру. Волосы у меня были, конечно, длинноваты, но зато мой костюм, пошитый из черного сукна в рубчик, выглядел почти как новый, был подогнан точно по мне и хорошо сидел. Одежду мне приходится шить на заказ, так как у меня столь широкие плечи и такая узкая талия, что из готового платья на меня попросту ничего не возможно подобрать. К своему выходному костюму я надел серую рубаху из тонкого шерстяного полотна и повязал черный шейный платок, а затем увенчал свой наряд своей самой лучшей черной шляпой с низкой тульей.

Тэп тоже немного принарядился. Однако, когда он взглянул на меня, то в его глазах я заметил неподдельное удивление.

- Рай, да ты, оказывается, симпатичный парень! Прямо-таки настоящий красавец! - усмехнулся он, но лицо его оставалось отрешенным, как если бы его одолевали мрачные мысли. И затем, немного помолчав, он добавил: Пистолет у тебя с собой? Тебе лучше быть при оружии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное