Читаем Долина солнца (рассказы) полностью

Малыш Кактус очень осторожно достал и то и другое и свернул сигарету.

- Какая жалость, - вздохнул он, - еще всего несколько минут, и мы были бы уже на свободе. - Зажав сигарету в зубах, он зажег спичку, чиркнув ею о седло. Затем, он взглянул на Хуана и усмехнулся, держа горящую спичку в руке. - Ты не обижайся, но вчера ночью мне тебя все же следовало бы убить. Но не радуйся, ребята из Арагона тебя все равно поймают. Они догадаются, что к чему. - Спичка горела медленно. Слишком медленно. Кто-нибудь наверняка должен был видеть, как ты увозил Бесс.

- Никто нас не видел, - довольно ответил Хуан. - А если ты все еще собираешься курить, то тебе лучше поджечь сигарету.

- И тем не менее, - возразил Малыш, - мне кажется... - Тут ползшее по спичке пламя коснулось его пальцев, и вздрогнув от боли, он вскрикнул, Черт, - и взмахнул рукой, выбрасывая спичку.

Но только на этом движение его руки не закончилось. Он выхватил пистолет, и его выстрел прогремел одновременно с тем, как успел спустить курок Фернандес. Пуля Хуана прочертила борозду по коже передней луки седла, пройдя как раз перед ним, но зато его выстрел пришелся Хуану прямо в грудь, и в тот же самый момент, как тот нетвердо покачнувшись, повалился на землю, Малыш Кактус выстрелил снова.

Выпустив из руки пистолет, Мигель схватился за бок, и на его лице было написано выражение искреннего изумления. Он выпал из седла и растянулся на земле, а из-за гор уже выглянул краешек солнца. Хуан попытался было подняться на ноги, но это оказалось ему не под силу, и он снова упал, опрокинувшись на спину.

Спустя два часа, и проехав за это время около двенадцати миль пути, направляясь на ранчо, где Бесс жила со своим дядюшкой, Малыш Кактус сдвинул на затылок сомбреро и взглянул на свою спутницу. Ее глаза сияли от восторга, а взгляд был весьма многообещающ.

- Какой ты храбрый! - сказала она.

Малыш неодобрительно задвигал плечами.

- Ну что ты, - сказал он. - Это было просто везение. - А затем, вспомнив о каменном наконечнике древней стрелы, добавил: - Просто везение и милость богов яки. Они благоволили ко мне, то есть, к нам.

- Ты можешь говорить, что угодно! - упорствовала она. - Но, по-моему, ты был просто великолепен!

Благодушно улыбнувшись, Малыш Кактус провел ногтями по переду рубахи, а затем, потупившись, взглянул на них.

- Ну конечно же, - согласился он, - наверное ты права. Да и кто я такой, чтобы спорить с дамой?

ДОЛИНА СОЛНЦА

Человек, лежавший ничком на земле близ зарослей чольи еще не был мертв. Рядом валялся так и не успевший выстрелить пистолет. Он лежал все в том же положении, что и шесть часов назад, когда упал на землю, сраженный сразу двумя пулями. На спине его выгоревшей на солнце рубахи темнело большое пятно запекшейся крови, высохшее под раскаленным солнцем.

Над ним, на манер башни средневекового замка, возвышалась уходящая в небо вершина Рэттлснейк-Бьютт - Горы Гремучей Змеи. Словно одинокий страж высилась она над опаленными солнцем просторами пустыни.

У самых пальцев раненного человека остановилась пробегавшая мимо маленькая ящерка. Сквозь тонкую полупрозрачную кожицу можно было разглядеть, как бьется ее крохотное сердечко, в то время как она, неподвижно застыв, удивленно и с тревогой глядела на большого человека, распростершегося на земле. В неподвижном, застоявшемся воздухе терпко пахло кровью и потом - это был запах опасности.

Лежавший под палящим солнце человек напряг мускулы и слегка пошевелился. Ящерка испуганно кинулась прочь, мгновенно исчезая в лабиринте из камней и чахлых кустиков меските. Но мускулы раненного человека снова расслабились, и он остался лежать на земле. И все же с этим чуть заметным движением, каким бы слабым оно не было, жизнь понемногу возвращалась к нему. Мало по малу, подобно тому, как вода точит камень, прокладывая себе путь сквозь скалы, сознание тоже начинало возвращаться.

Он открыл глаза, но это случилось гораздо раньше, чем ему удалось вспомнить, где он находится. Поначалу он просто лежал, не думая ни о чем, пока осознание собственной странной неподвижности, наконец, дошло до его рассудка, заставив его задуматься о том, что могло послужить причиной для этого.

И тут его память словно прорвала плотину, воздвигнутую пережитым после ранения шоком, и его захлестнули воспоминания.

Он знал, что в него стреляли. Будучи неплохо знаком с теми, кто совершил это нападение, он понимал, что его бросили здесь, решив, что он мертв. И тогда он не преминул подметить про себя, что теперь это было ему только на руку.

Он мысленно обследовал свое тело. Он был явно ранен, но куда и насколько серьезно, это ему только предстояло узнать. Судя по ноющей боли в голове, одна из пуль, скорее всего угодила именно туда. Он также чувствовал, что у него онемел весь левый бок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное