Долина солнца (рассказы)

Прозвище свое он получил за то, что оно, по-видимому, больше всего соединяло в себе два понятия: "дикий и неукротимый", а Смитом он оставался, скорее, по привычке, из-за сложившейся традиции, по которой у всякого человека помимо имени должна быть еще и фамилия. "Немец" же явно игнорировал это правило, не имея ни того, ни другого, и даже если когда-то у него и было имя, то сохранилось оно скорее всего лишь на старом плакате, сулящем вознаграждение за его поиску, и выстилающем теперь дно ящика шерифского стола в каком-нибудь захолустье. Для этого края пустынь, раскинувшихся на юге Запада, он был просто "Немец", и этого было вполне достаточно.

Что же касается Джо-Яки, то его было принято звать именно так, а за глаза - просто "гибридом", и всем тут же становилось ясно, о ком идет речь. Это был круглолицый парень с квадратным подбородком, флегматичный и молчаливый, наделенный многими талантами и умениями, но обреченный на то, чтобы всегда следовать за сильнейшим, во всем подчиняясь ему. В жизни на его долю выпало множество невзгод, судьба была жестока к нему, но все же единственной его добродетелью была безграничная преданность.

Смит был худым, как хлыст, седеющим человеком с покатыми плечами и тонкими ногами. Опаленный жарким солнцем и иссушенный горячими ветрами пустыни, он был тверд, как кремень и непреклонен, как скала. Ходили слухи, что он прокладывал себе путь с помощью пистолета, и что таким образом ему удалось уже благополучно выбраться из стольких городков и городишек, где большинство людей и за всю жизнь перебывать не успеют. Он всегда был сам по себе, и единственным человеком, на кого он соглашался работать, был Рыжий Верзила Клэнахан.

Немец был полной противополжностью всегда подтянутому Смиту, ибо он был толст, и это касалось не только его огромного живота, но и всей мощной, приземистой фигуры. Но голубые с поволокой глаза смотрегли настороженно и проницательно.

Кое-кто поговаривал, что отец Джо-Яки был ирландцем, и что это имя было дано ему матерью, жившей в горах Соноры. Он был бандитом по натуре и по жизни, которая не предоставила ему иного выбора, и поэтому теперь на левой руке у него не доставало одного пальца, а самый кончик уха оказался отстрелен. Выстрел, едва-едва не раскроивший ему череп, был сделан человеком, которому больше уже никогда не суждено было промахнуться. Его похоронили в наспех вырытой могиле где-то в Могольонз.

* * *

Из них изо всех, пожалуй, настоящим преступником можно было считать только Джо. Все остальные выросли в тех краях и в такое время, когда провести границу между праведным и преступным было довольно трудно.

Рыжий Верзила никогда не задумывался о своем положении в обществе. Он никогда не считал себя вором или преступником, и был бы крайне возмущен, так что дело наверняка дошло бы до стрельбы, если бы только кто-нибудь осмелился его так назвать. Хотя на самом деле сам он уже довольно давно балансировал на той грани, что отделяет простое легкомыслие от настоящего преступления. Как и многие другие уроженцы Запада, он метил своим тавром неклейменных коров на пастбищах, благо что в первые годы после окончания Гражданской войны хозяином стада становился тот, кто первым его обнаруживал и у кого при себе оказывалась веревка и тавро.

Этот бизнес приносил ему довольно неплохой доход, которого хватало на виски и на игру в покер, но когда неклейменного скота уже практически не осталось, то он пришел к простому выводу, что разница между клейменными м неклейменными коровами является просто делом времени. После войны весь скот был неклейменным, так что если теперь на нем выжжено чье-то тавро, то это означает лишь то, что теперешний хозяин стада сумел его немного опередить. Для Рыжего Верзилы это было не более, чем досадным недоразумением, тем более, что такое положение можно было легко исправить при помощи снятой с подпруги и расскаленной на костре железной пряжки, и в этом он был далеко не одинок.

Если же опередивший его скотовод начинал возражать и хватался за оружие, Клэнахан неизменно воспринимал как не более чем риск, связанный с опасным характером работы.

К тому же с момента кражи скота до момента получения денег за него, проходило некоторое время, уходившего по большей части на клеймение коров и поиск покупателя. И тогда-то, еще сам того не осознавая, Рыжий Верзила переступил ту призрачную черту, что проводит грань между легкомыслием и подлинным бесчестием, и примерно в то же самое время разошлись его пути с человеком, вместе с которым он трудился рука об руку целых пять долгих лет, разделяя все трудности жизни на Западе.

Когда-то он был неразлучен с тем юным погонщиком, вместе с которым они перегоняли коров в Канзас, и который тоже был ирландцем и таким же рыжим, как и он сам. А звали того храбреца Билл Глисон.