Долина совести

«– Эта мастерская – с историей, – сказал Сапожник. – Еще мой дед, будучи подкуплен Северным Королем, изготовил партию обуви для Южного войска… Это были прекрасные сапоги, легкие и прочные, из кожи варана; тем не менее, едва раздался звук рога, возвещающего о начале битвы – сапоги моего деда бросились наутек, унося с собой основную часть армии… Все это выглядело, как паническое бегство. Часть дезертиров рассеялась по стране, а кое-кто даже наложил на себя руки – еще бы, каждый ведь мнит себя храбрецом, а нелегко ведь оставаться таковым, когда собственные сапоги уносят тебя с поля боя…

– Не понимаю, – сказал Гран-Грэм. – Ты гордишься тем, что твой дед был продажен?

– Мой дед никому не давал клятву верности, – сказал Сапожник, нимало не обидевшись. – Он не присягал Южному Королю, тот дал заказ и оплатил его, и дед сшил сапоги легкие и прочные, из кожи варана… А если Северный Король заплатил больше – мог ли дед пренебречь этими деньгами? Разумеется, нет. У него ведь было девять детей…

– Но у тех солдат тоже были дети! – воскликнула Дея.

– А какая радость этим детям, если бы отцы их полегли на поле, сражаясь за Юг? Дезертиры, скрываясь в лесах, иногда подкармливали свои семьи. А какой прок от покойника?

– Но ведь это предательство, – сказал Философ.

– Это не предательство, это сапоги. Легкие и прочные, из кожи варана…»

* * *

– Так что же случилось с мачехой и сводным братом? – спросил Влад.

Была ночь. Поезд стоял на станции, и мелодично, тревожно перестукивались инструменты обходчиков. Металлом о металл.

Белый фонарь светил в окно. Влад видел белое лицо Анжелы, приподнявшейся на локте. Каштановые волосы казались черными на белом фоне железнодорожной постели.

– Я ведь не спрашиваю тебя, что случилось с твоими родственниками, – негромко сказала женщина.

Влад помолчал.

– А я тебе расскажу… Моя мама усыновила меня, когда мне было несколько месяцев. У нее не было мужа. Она была моим единственным родным человеком…

– Да? – недоверчиво спросила Анжела.

– А что тебя удивляет?

– Ты не похож на мужчину, которого воспитала мать, – задумчиво сказала Анжела. – Они другие.

– Откуда ты знаешь?

Анжела хмыкнула:

– Ладно… У меня нет причин тебе не верить. Она ведь умерла, правда?

– Да, – медленно сказал Влад.

– Потому что тебе надо было надолго уехать, а она осталась?

Поезд медленно тронулся. Белый свет фонаря поплыл назад, все тени в купе ожили, дернулись и поплыли тоже.

– Значит, ты оставила мачеху и сводного брата? – тихо спросил Влад. – Потому что тебе надо было уехать, а они остались?

– Ладно, – свирепо сказала Анжела. – Я тебе расскажу.

* * *

Она прожила у Барона семь месяцев и двенадцать дней. В каморке, где ее поселили, было все-таки окно, хоть и закрытое решеткой; была кровать, был и стол, и была настольная лампа. Из развлечений – только книги, отыскавшиеся у Барона на чердаке. Анжела читала вперемешку детективы, старые журналы, школьные учебники по истории, какие-то пособия по животноводству и пыльные хрестоматии по литературе. Нельзя сказать, чтобы это особенно ее развлекало, однако разнообразных знаний, несомненно, прибавило; Анжела сделалась знатоком античности и прекрасно разбиралась – во всяком случае, в теории – в свиных и коровьих болезнях.