Долина Ста Ветров

Темнело. И трудно было сказать, то ли близился вечер, то ли небо столь плотно заволокло низкими серыми клубами. С хрустом переломился засов, брязнули дряхлые створки ворот. Одну сорвало и откинуло прочь, вторая воткнулась в землю, болтаясь на одной петле. Снаружи, закрываясь чем можно от дождя, собирались зеваки.

— Эй, парень! — прокричал кто-то. — Надо ветряк обрезать!.. Крылья-то изломает, да передатка цела останется…

Если сейчас к валу приставить пилку с мелким зубом, вал перережет, будто тот из масла. Ковыль снова кивнул и остался стоять.

Вблизи механизма дрожала земля, заставляя зудеть ступни, по долине расходился низкий гул. Китового ребра лопасти окутал туман, то превращались в мелкую пыль падающие капли. Советов более не поступало.

Шум ветра перерос в рев. К двум своим братьям на помощь пришел брат старший. Воздух стал плотным, как стена, валил с ног, хлестал по коже колючий ливень. Но толпа и не думала расходиться, завороженная зрелищем. Все ожидали финала.

Вот в черных недрах что-то щелкнуло, крутящиеся лопасти дернулись и поползли вверх, меняя угол наклона. Остановились параллельно земле и… принялись раскладываться, увеличиваться в размерах. Ковыль стоял поодаль и, казалось, за происходящим наблюдал безучастно.

Блеснула близкая молния, угадав прямиком в чудовищный механизм. Мокрые лица зевак на миг озарились испугом, и сразу же стегнул по ушам громовой раскат. Толпа подалась назад, кто-то упал, кто-то подался восвояси. На слившихся в единое крыльях зазмеились синие искры.

А потом подул ветер. Силы такой, что до сих пор, можно сказать, ветер и не дул вовсе. Это вслед за сыновьями пришла Мать. Она срывала крыши, валила стога, выворачивала с комьями корневищ вековые деревья. Бури такой силы долина не знала давно.

Черная мельница стояла недвижно, будто вросла в твердь. Среди нестихающего рева казалось, что крылья ее вращаются бесшумно. В сгустившейся темноте вокруг них стал явственно различим светящийся нимб. Ветряк все расходился, рос в размерах. Пожалуй, мельница Густава рядом выглядела бы детской поделкой.

Ковыль отделился от стены. Борясь с потоком воздуха, сделал несколько шагов. И остановился. Что-то задержало его взгляд, чья-то хрупкая фигурка у разрушенных ворот заставила приблизиться. Ковыль ступал твердо, не чувствуя ветра, казалось, стихия больше не властвовала над ним.

Он не видел Розу давно… И никогда не видел такой. Девушка промокла до нитки, била ее крупная дрожь.

Они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Одно дело, не услышишь ничего в таком шуме, другое… Не нужны им были слова. Ковыль пошатнулся. Так старательно истертые воспоминания разом воскресли, явились перед глазами, пронзительно защемило в груди. Здесь стихия пострашней…

Он протянул руку.

«Пойдем».

Роза медлила. Потом качнула головой и отступила на шаг. Совсем как тогда, у ратуши. По щекам ее катились крупные капли. Дождь…

Ковыль повернулся спиной и пошел к своей мельнице, уж более не оглядываясь, исчез в чреве механизма. Теперь не осталось причины, держащей его здесь.

Содрогнулась земля, из-под основания механизма забили языки пламени. Исполинская конструкция оторвалась от постамента и поплыла вверх, озаряя заревом грозовые тучи…

Больше Ковыля никто не видел. Хотя рассказывают многое. Говорят, стал он знаться на равных со стихийными магами. Летает теперь по небу, мелет в муку звездный горох. То там будто бы видели его, то тут. Одно можно сказать точно. С той поры, к вящей радости всех десяточников, появился во Всепогодной Летописи новый ветер. Как и предполагалось по описаниям, дует он прямиком со звезд и несет с собой серебристую пыль. Единственный он в своем роде, уникальный. Потому как все прочие ветра мельницы вращают, а этот от мельницы рождается.

Роза родила Стоеку тройню. Живут они душа в душу, жизни не нарадуются. Всего у них в избытке. Лишь изредка, в лунные ночи выскользнет Роза украдкой из дому, чтобы посмотреть, не мелькнет ли где на фоне звезд черный силуэт…