Долина Ужаса. Совет юстиции

Действительно, нельзя было допустить, чтобы документы, которые находились в этом доме, попали в чужие руки. Насколько ему было известно, в них эти сумасшедшие не раз упоминали и его имя. Он не был трусом, но ему понадобилось собрать все свое мужество, чтобы решиться вернуться обратно в комнату, где тикала загадочная машинка в черной коробке.

– Где они? – быстро спросил он.

– На столе, – совсем тихо, чуть ли не шепотом ответил Франсуа. – Mon Dieu! [8] Вот беда!

Но англичанин уже не слушал его. Он перемахнул через три ступеньки крыльца и оказался в прихожей. Двумя прыжками он подскочил к распахнутой двери гостиной. Еще шаг – и вот он уже у стола и снова слышит устрашающее тиканье. Бартоломью бросил один быстрый взгляд на стол, потом на пол и в считанные секунды снова выбежал на улицу.

Там его ждал Франсуа. Остальные члены Внутреннего комитета исчезли.

– Бумаги? Где бумаги?! – взволнованно воскликнул француз.

– Пропали, – мрачно процедил Бартоломью.

Менее чем в ста ярдах от них в это же самое время проходило другое собрание.

– Манфред, – неожиданно произнес Пуаккар (до этого разговор ненадолго прерывался), – а не стоит ли пригласить нашего друга?

Манфред улыбнулся.

– Вы имеете в виду милейшего мистера Джессена?

Пуаккар кивнул.

– Пожалуй, стоит, – спокойно ответил Манфред. – Если честно, я сомневаюсь, что дешевый будильник в коробке из-под печенья убедит членов Внутреннего комитета… А вот и Леон.

В комнату вошел Гонзалес и стал неторопливо снимать пальто.

Тут они увидели, что рукав его фрака порван, а одна ладонь кое-как перевязана носовым платком со свежим пятном крови.

– Стекло, – коротко пояснил Гонзалес, увидев вопросительный взгляд Манфреда. – Мне пришлось карабкаться по стене.

– Как прошло?

– Отлично, – ответил Гонзалес. – Он разбежались, как овцы. Мне осталось лишь войти и забрать весьма любопытные документы, в том числе перечень вынесенных ими приговоров.

– Что Бартоломью?

Гонзалес усмехнулся.

– Он испугался меньше остальных. Даже вернулся за бумагами.

– И что, он…

– Думаю, да, – слегка кивнул Леон. – Я заметил, что, спасаясь, он оставил на столе черное зерно… Так что мы, надо полагать, увидим красное.

– Что ж, это упрощает дело, – рассудительно заметил Манфред.

Глава V Совет юстиции

Среди знакомых Лодера Бартоломью был один угандийский фермер. И нет ничего примечательного в том, что англичанин вдруг вспомнил о существовании своего друга и о его приглашении провести зиму в этой части Африки, хоть оно и было сделано три года назад. У Бартоломью был любимый клуб. Во всех лучших справочниках он завуалированно именовался «клубом любителей общения, литературы и театра», но люди знающие называли его более коротко: «ночной клуб». Надо сказать, что какой-нибудь забредший сюда любитель изящной словесности и литературы обнаружил бы здесь разве что пару-тройку еженедельных газет, «Таймс» да подборку бесплатных расписаний движения транспорта. Но этого оказалось достаточно, чтобы Бартоломью смог узнать, как быстрее всего можно покинуть страну. Утром в Лондоне можно было сесть на катер и догнать (через Бриндизи и Суэц) германское судно, которое за две недели доставит его в Уганду.

Ему это показалось самым правильным решением.

По правде говоря, Красная сотня становилась слишком серьезным делом. У него появилось чувство, будто его начали подозревать, и что прекращение его неограниченного финансирования уже не за горами. По крайней мере, это ему уже давно было ясно, и он заранее продумал план действий на такой случай. Что касается «Четверых благочестивых», пусть с ними Меншиков разберется. Это тоже своего рода предательство, но одним меньше, одним больше – невелика разница. Листая страницы «Брадшо» [9], он мысленно представил себе свое положение. Наличными у него было жалких фунтов семьсот, долгов он в расчет не брал, поскольку мысль о том, чтобы погасить их, ему никогда не приходила в голову. Значит, семьсот фунтов… красное зерно и Меншиков.

«Если они люди серьезные, – сказал он самому себе, – я могу рассчитывать на три тысячи».

Самая очевидная трудность заключалась в том, как выйти на «Благочестивых». Время сейчас было дорого, но ведь и в газету объявления не дашь: «Прошу “Четверых благочестивых” связаться с Л. Б. по интересующему их вопросу».

Впрочем, любые, даже самые скрытые намеки на красные зерна в разделах частных объявлений лондонских газет тоже исключены после того, что случилось на заседании комитета. Про себя он обругал «Благочестивых» за то, что они не продумали, как должна проходить связь. Если бы они упомянули или хотя бы намекнули на какое-нибудь место встречи, затруднения бы не возникло.

Тут к нему подошел какой-то молодой мужчина во фраке и попросил расписание. Бартоломью грубовато ткнул ему справочник и, подозвав лакея, велел принести виски с содовой, после чего устало опустился в кресло, чтобы все-таки принять какое-то решение.

Человек во фраке вернул справочник, вежливо извинившись.

– Простите, что помешал. Видите ли, меня срочно вызывают за границу, – сказал он.