Долина забвения

Я на секунду смутилась. Я не знала, что такое любовь, только чувствовала разъедающую изнутри потребность во внимании матери ко мне. Я хотела знать, что я для нее важнее всех в мире, и не испытывать в этом сомнений. Но чем дольше я об этом думала, тем лучше понимала, что даже своим куртизанкам она уделяет больше внимания, чем мне. С Золотой Голубкой она проводила больше времени, чем со мной. Она просыпалась еще до полудня, чтобы пообедать со своими подругами — пышногрудой оперной певицей, странствующей вдовой и французской шпионкой. Но больше всего внимания она уделяла своим клиентам. Какую любовь она отдавала им, но не могла дать мне?

Тем вечером я подслушала, как в коридоре одна служанка рассказывала другой, что очень волнуется за свою трехлетнюю дочь, у которой разыгралась лихорадка. Следующим вечером она же радостно сообщала, что дочь выздоравливает. А еще через день, после обеда, во дворе раздался ее горестный вопль: к ней пришел родственник и сказал, что ее дочь умерла.

— Как такое могло случиться?! — выла она. — Я обнимала ее только сегодня утром! Я расчесывала ей волосы!

Между рыданиями она описывала, какие большие глаза были у ее дочки, как она поворачивала головку, когда слушала ее, каким мелодичным был ее смех. Она всхлипывала и бормотала, что отложила денег ей на жакет, что купила репу, чтобы сварить ей полезный суп. А потом она начала причитать, что лучше бы умерла сама, чтобы быть вместе с дочерью. Ради кого ей теперь жить? Я тихо плакала, слушая ее крики. Если я умру, будет ли моя мать так же меня оплакивать? И мой плач стал еще горше, потому что я поняла — это невозможно.

Через неделю после того, как мать меня обманула, она пришла в комнату, где я занималась с учителем. Было только одиннадцать — обычно мать только через час вставала с постели. Я подняла на нее угрюмый взгляд. Она спросила, хочу ли я пообедать с ней в новом французском ресторане на Большой Западной улице. Я насторожилась и спросила, кто еще будет на обеде.

— Только мы с тобой, — ответила она. — Ведь сегодня твой день рождения!

Я забыла. В нашем доме никто не отмечал дни рождения. В Китае нет такого обычая, и мать тоже не стала его вводить. Мой день рождения обычно выпадал ближе к китайскому Новому году, и именно его-то мы и отмечали вместе со всеми. Мне не хотелось слишком демонстрировать свою радость, но я почувствовала, как меня накрывает волной счастья. Я пошла к себе, чтобы переодеться в нарядное платье, которое еще не пострадало от когтей Карлотты, потом выбрала голубое пальто и шапочку в тон ему. Затем надела ботинки из блестящей кожи — совсем как у взрослых, со шнуровкой до лодыжек, и посмотрелась в большое овальное зеркало. Я выглядела непохожей на себя, казалась нервной и обеспокоенной. Мне исполнилось восемь лет, и я уже не была той маленькой невинной девочкой, что доверяет своим чувствам. Однажды я уже ждала счастья, а получила только разочарования, одно за другим. Но теперь я ждала, что разочаруюсь, и молилась о том, чтобы этого не случилось.

Войдя в кабинет матери, я застала ее с Золотой Голубкой за обсуждением планов на день. В домашнем халате, с распущенными волосами она мерила шагами комнату.

— Сегодня вечером приходит старый сборщик налогов, — говорила мать. — Он обещал, что, если уделить ему особое внимание, он не обратит внимания на наши долги. Посмотрим, не соврет ли хитрый старикашка на этот раз.

— Я пошлю записку к Алой, — сказала Золотая Голубка. — К куртизанке из «Дома весеннего покоя». Она сейчас берется за любую работу. Я посоветую ей надеть что-нибудь темное, темно-синее. Розовый не идет тем, чья молодость давно миновала: ей следовало бы об этом знать. Еще я велю повару приготовить твою любимую рыбу, но без американских специй. Я знаю, что он любит тебя побаловать, но она ему никогда не удается. И в итоге страдаем мы все.

— У тебя есть список гостей сегодняшнего вечера? — спросила мать. — Я больше не хочу видеть у нас импортера из «Смайта и Диксона». Ничему из того, что он говорит, нельзя верить. Он просто вынюхивает, как бы получить что-нибудь, не отдавая ничего взамен. Мы сообщим его имя Треснувшему Яйцу, чтобы его не пускали дальше ворот…