Долина забвения

Флора умеет всего парой фраз вывести человека из себя. Вчера мы полностью подготовились к встрече с Лу Шином. Можешь себе представить, в каком я была напряжении, ведь я не видела его двадцать семь лет. А тогда этот человек способен был раздеть меня одним взглядом. Прежде чем мы вышли за порог, Флора сказала, что у меня очень красивое платье, которое хорошо сочетается с цветом моих глаз. Я поблагодарила ее. Потом она сказала: «Оно ведь новое, правда?» Я не успела оправиться от смущения, как она продолжила: «В салоне красоты над твоей прической хорошо поработали. Если честно, со старой прической ты выглядела чудаковатой. А сейчас я готова поспорить, что никчемный художник пожалеет о том дне, когда он тебя бросил!» И она мне подмигнула. Можешь в это поверить?! Если честно, я действительно хотела выглядеть наилучшим образом, когда буду говорить Лу Шину: «Катись к черту!» Кстати, полезному выражению «катись к черту» меня научила Флора. Это вежливый способ сказать: «Проваливай, жалкий ублюдок».

Мы прибыли в галерею на Ноб-Хилл, где Лу Шин продавал свои картины, ровно в десять утра. Крошечная галерея, размером не больше хлебницы, очевидно, принадлежит ему. Кто еще согласится продавать его картины? Флора была вежливой, вооружившись своей привычной равнодушной маской. Она взглянула на Лу Шина, когда пожимала ему руку. Интересно, что она в нем увидела? Мне показалось, что он выглядит таким потрепанным, таким нерешительным, хотя, должна признать, он все еще красив, а его голос все такой же мелодичный, и все так же безупречно британское произношение. Он всегда держал себя как китайский император, из-за чего можно было подумать, что в нем гораздо больше достоинств, чем на самом деле. Был момент, когда я поймала на себе его взгляд — и он улыбнулся. Я задалась вопросом, о чем он думает: «Бедная Лулу, она превратилась в чудаковатую старуху. Но хотя бы с прической у нее все в порядке». Он подошел ко мне и поблагодарил за то, что мы пришли. Глаза у него были грустные. «Не должно было все повернуться вот так, — сказал он. — Прости меня». Все мое желание проклясть его испарилось. Мне стало тоскливо.