Лаура не оставляла своих попыток: ночами размышляла, а днем с нечеловеческим упорством и отвагой карабкалась вверх, по предательским и неуступчивым камням. Всякий раз она неизбежно срывалась, падая в воду, но успех был заметен: время до падения все увеличивалось, да и в воду она научилась входить мягко, без жгучей боли, но самое главное, ради чего девушка и предпринимала все эти отчаянные попытки, – бралась все большая высота, гладь воды все отдалялась, а пятнышко света все приближалось. Через несколько месяцев такой жизни, когда здоровье тела поддерживалось лишь неукротимым духом, не позволявшим сдаться и повторить путь всех «очумленных», Лауре удалось преодолеть половину расстояния до спасительного света – как она могла оценить на глаз. Высоко она теперь забиралась изредка: многие дни уделяла беспрестанным тренировкам – специально училась падать в воду, улучшала выдержку и цепкость, оставаясь прилепленной к холодной стене на долгое время, когда только крепкие пальцы удерживали ее от падения в близкую воду; да и матери надо было помогать – племя все явственней начинало пренебрегать ей, словно в отместку за вольность и свободу дочери, за неподчинение традициям и законам рода, проверенным веками, за непокорность воле вождя. Но Лаура не могла вернуться к прежней жизни, решив или погибнуть, или стать той, кто разрушит стародавние традиции, показав своим примером их косность и дикость.
Девушка выучила все хитрости и обманки стены, все ее спасительные ловушки – там, где камень разрушился, образовывалось пустое место, удобное для той цели, что она преследовала. Дневной свет ей был не нужен. Ей нужны были спокойствие и сосредоточенность, чтоб никто из родичей ее или из соседних пещер (приходили и такие, прослышав о безумной) не отвлекал глупыми шутками и насмешками. Однажды, отдохнув и набравшись сил, она улучила чудную звездную ночь и медленно, уступ за уступом, стала ползти вверх, к заветной мечте. Она не торопилась. Путь был нелегок и длин, а потому приходилось рассчитывать силы – от поспешности и опрометчивости ей удалось давно избавиться: торопливость преступна, когда цена и ответственность за принятое решение непомерно высоки.
Половина пути далась за час с небольшим, хотя она могла и ошибаться: время отсутствовало, как таковое, – одна только надежда согревала ее. Но надежда с отверженностью укрепляли в вере, придавали ей сил, но смелая девушка и понятия не имела о том, сколько могло пройти времени: минута, час или десять часов.
Высокое небо висело все так же высоко, не приближаясь, но, собрав мощь всех душевных порывов здесь и сейчас, девушка неуклонно двигалась к цели. Воодушевление ее возрастало по мере того, как силы все уменьшались: пот валил градом, глаза взволнованно подергивались, пальцы ослабевали.
До самого верха, по неровным подсчетам трясущейся Лауры, оставалось чуть меньше четверти всего пути, когда случилось невероятное: в колодец заглянуло чье-то лицо. Даже отсюда, из мрачных глубин, видно было, что это лицо женщины, а не ночного чудовища, которых, как веровали местные, выпускают злобные силы тьмы, чтобы держать смертных в повиновении и трепете перед могуществом богов. Лаура засмеялась, колодезное эхо подхватило ее смех и разнесло во все уголки мира, холодок пробежал по коже. Но когда она увидела прекрасные черты незнакомки, на душе стало спокойно и тепло: определенно, это было лицо женщины, пусть и не богини, – очень красивое и доброе, но человеческое (хотя, какие обличья имели боги и богини – Лаура не знала).
В ту же секунду она закричала, умоляя о помощи. Незнакомка с большими широкими глазами несказанно удивилась, может, больше самой Лауры, завидев девушку, которая вцепилась в камни глубочайшего колодца и взывала к ней истошными криками. «Ходящая по земле» исчезла, но вскоре вернулась с мотком длинной веревки в руках.
Через пару минут обрадованная и истощенная Лаура обессилено рухнула на новую землю. Запах дурманящей травы, новый мир, земная женщина, что стояла рядом, огромное небо над головой и мириады изумрудов, жемчужин, рассыпанных щедрой рукой по полотну ночи, – все смешалось, перекрутилось, слилось в один все охватывающий восторг, ведомый только первооткрывателям и первопроходцам.