Долиной смертной тени

Окна заложили матрасами и тряпичным хламом, найденным внутри. Трупы не пролежали здесь и часа, но их запах уже наполнил помещение. При свете фонариков все суетились, так как большинство ещё ни разу не сталкивались с песчаной бурей и понятия не имели, на что это похоже.

— Укутывайте лица и надевайте очки, у кого они есть! — выкрикнул Борзый, повязывая свой шемаг[33] на бедуинский манер. Хохол, Тагир и Слим, не имеющие ничего подходящего, разрезали найденное одеяло и с отвращением укутывали головы тряпьём, явно не озонирующим свежестью. Я же натянул на лицо бафф, очки и надел капюшон, затянув на нём шнурок.

Труп Маги лежал у входной двери, накрытый одеялом, его автомат с посечёнными от взрыва цевьём и прикладом лежал рядом. Чего не отнять у арабов, так это их маниакальную привычку иметь у себя десятки матрасов и одеял. Жрать будет нечего, жопу вытереть будет нечем, но гора из матрасов и одеял с набором чашек и кружек на каждую душу населения будут в избытке. Как знать, может это как-то компенсирует им нехватку общего антуража привычных для нас бытовых вещей.

Гул ветра, иногда переходящий на свист, был похож на завывания зимней вьюги. Как мы ни старались, в бараке находились щели между блоками, через которые песок и пыль уже проникали внутрь и начинали скрипеть на зубах, попадая в рот и глаза, даже через плотно прилегающую к лицу ткань. Передвинув к середине какие-то ящики и забросав испачканный кровью пол матрасами и одеялами, все расселись кольцом вокруг нескольких стоящих на полу фонариков, светящих в потолок. Чуть ли не каждую минуту то один, то другой боец или протирал наружную часть очков или сплёвывал пыльную слюну. От висевшего в воздухе облака пыли лучи света были видны каждый по отдельности, сливаясь в один поток и рассеиваясь под потолком.

— И сколько эта херня может длиться? — спросил кто-то из «тройки».

— Сколько ей вздумается, — ответил Ворон, даже не повернув голову в сторону спросившего, — может час, а может и полдня. В любом случае, пока ветер не стихнет, и песчаное облако не пройдёт дальше, на открытом воздухе нам делать нечего.

— Знал бы, что так застрянем, карты бы с собой взял, — буркнул Шум. Он, как и я, закрыл лицо баффом и очками, и по плотно облегающей его лицо ткани было видно, что он скалится.

Никто не смотрел в сторону тела Маги, будто специально отводя глаза от угла, в котором оно лежало. Адреналиновый раж прошёл, хотелось посидеть спокойно, может даже подремать.

— Пить хочется, — сказал Слим, — а я свою воду где-то проебал. У кого есть?

— Возьми, — Шум протянул ему свою полторашку, — в следующий раз затяни бутылку в сумке сброса шнурком. Или флягу себе намути.

Как ни странно, но, сидя в заляпанном кровью помещении, мне захотелось жрать. Не перекусить, а именно жрать. Будто прочитав мои мысли, кто-то из «тройки» выдал:

— Нужно было из того склада пару ящиков сухих пайков и воду взять…

— Идея так себе, — возразил Ворон, — нормально поесть без песка во рту всё равно не смогли бы. Или потом бы кирпичами срали.

— Никто ничего из тех складов не возьмёт! — вклинился в дискуссию Корвин. — Разграбления и мародёрства не будет! Этот объект будет передан военным в том виде, в каком он и был!

— Ну и нудный же ты, командир… Как сто подвалов… — растягивая слова, сказал Куница. — Как тебя только замком назначили? Или именно поэтому ты им и стал?

— С тобой разговор ещё впереди! — Корвин снова стал заводиться. — Вот именно из-за таких как ты, нас и будут все помнить и клеймить, как головорезов и наёмников!

— А ты хотел бы, чтобы нас знали, как обосранное стадо? Толерантность, равенство и братство, да? — Куница, казалось, ловил кайф от того, что так быстро выводил из себя замка. — Ты мне ещё про права человека тут расскажи и про беспристрастное отношение к пленным.

— Да, расскажу! Нельзя так как ты, всех направо и налево кромсать!

— Идеалы миролюбивы, но история жестока. И из-за таких правозащитных говноедов как ты, вся эта пиздота и распространяется по миру. На Европу посмотри, что от неё осталось? Её все эти голожопые чуханы раком поставили и ебут. Если не будем этих пидоров хуярить здесь, то они будут хуярить нас, только уже у нас дома.

— Ещё скажи, что будешь мочить их в сортирах! — съязвил Корвин.

— Да, представь себе, буду! — с вызовом в голосе ответил Куница. — Я не ватник и не единоросс, если ты это имел в виду, но эту джихадистскую падаль буду зубами рвать!

— Ну ладно-ладно, ты чего завёлся-то? — попытался остудить Куницу Шум, протягивая ему свою бутылку с водой. — На вот, попей.

— А насчёт наёмников, лучше не смеши, — немного спокойнее сказал Куница, взяв пластиковую бутылку в руку, — посмотри вокруг на тех, кто тебя окружает. И сам себя спроси, какого хера ты тут делаешь?

Все вокруг, кто до этого негромко разговаривал по своим темам, замолчали, слушая перепалку бойца и замкомвзвода.

— Кстати, — стараясь увести разговор на другую тему, спросил Шум Куницу, — а ты сюда для чего приехал? Заработать, повоевать или из своих сувениров Франкенштейна собрать?