Долины и взгорья

А играл я на пианино, полчаса до завтрака и час до ужина. По расписанию. Психологическая разгрузка. До завтрака — настраивался на партию, а до ужина — сжигал нерастраченный адреналин. Организм ведь как реагирует на шахматную игру? Организм реагирует на шахматную игру, как на опасность: выбросом адреналина. Для многих адреналин сродни наркотику, ради адреналина Пушкин брался за карты и задирал встречных и поперечных, Чкалов летал под мостами на Москва-реке, а люди попроще в приятельском кругу рассказывали политические анекдоты.

Опасности уже нет, а адреналин ещё есть. Чувства обострены, сердце колотится, ум требует занятий. И я, чтобы остыть от борьбы за доской, подсаживаюсь к «Зайлеру» и начинаю играть. Сначала что-нибудь быстрое и бодрое. Буги-вуги, блуграсс или что-то в этом роде. Адреналин утилизируется, пульс урежается. Перехожу к moderato, «The Sounds of Silence» и далее. Ну, а под занавес шестиминутное Adagio из «Пустыни».

И я спокоен.

Можно ужинать.

Но сейчас мы завтракаем. Я — сама скромность. Кусочек печёной форели, маленький тост со сливочным маслом, опять же маленький, стограммовый стакан виноградного сока. Белки, жиры, глюкоза.

Ем не торопясь, как учили: сколь скудной не была бы трапеза, она должна длиться сорок пять минут! Есть второпях — деньги на ветер.

Ем и думаю о приятном.

— Смотрите, здесь о нас! — сказал Антон, показывая газету, «Svenska Dagbladet».

О нас была карикатура: Принц Гамлет шествует впереди, по пятам идут Гильденстерн и Розенкранц, далее — Горацио, и замыкают шествие Полоний и Фортинбрас.

В Гамлете можно было узнать меня, Гильденстерн и Розенкранц — Антон и Нордибек, Горацио — Геллер, Фортинбрас в чёрных очках, должно быть, Фролов, а Полоний нес перед собою коврик, так что видны были только ножки. Подпись гласила: «Советские люди меньше, чем вшестером, по Стокгольму не ходят».

— Забавно, — бесцветно заметил Миколчук.

— Не читайте по утрам шведских газет, — посоветовал Геллер.

— Так других тут нет, — стал оправдываться Антон.

— Вот никаких и не читайте, — отрезал Миколчук.

Он нервничает. Позади пять партий, и все сыграны вничью. Помимо карикатурки, в газете обзор спортивногожурналиста, мастера Хильдебрандта. Тот пишет, что происходит небывалое: никогда прежде у Чижика не было такой беспобедной серии.

Ужас какой-то, да. Вдруг Чижик проиграет? А он (то есть я) уже намекаю, что ведь всякое может случиться. Устал-де я. Нет со мною верных подруг. А есть разнообразные не те. И посматриваю искоса на шахматистов в штатском. С кого спросят? С Миколчука спросят.

Нет, я бы мог организовать приезд Лисы и Пантеры, но Ми и Фа много важнее, нежели этот матч. Незачем малышкам пока ездить в северные страны.

Но я работаю на перспективу. На будущее.

Завершив трапезу, мы вышли в холл. Да, вшестером. Едем в посольство. На автобусе, не баре. То есть сначала немножко пешком, потом на автобусе, а потом опять пешком, улица Гёрвельгатен, дом на холме.

До этого туда пару раз ходил Миколчук, по делам, а сегодня — вся дружная командав полном составе. Встреча с нашими, советскими людьми придаст оптимизма, сил, энергии. Несомненно.

Дошли. Здание современное, стекло и бетон, это вам не обветшавшие дворцы и замки. Социализм, двадцатый век, устремленный в двадцать первый!

Нас проверили, мы ли это, поговорили по телефону — и впустили. Строго, да. Возможны провокации, нас предупреждали. Швеция небольшой, но весьма опасный капиталистический хищник. Вроде росомахи. И с давних времен в ней есть противники нашей страны. Так нас перед поездкой наставляли.

Встретил нас атташе по культуре и спорту, сказал, что Михаил Данилович скоро освободится, и тогда можно будет начать встречу, а пока не хотим ли мы чаю, кофе или чего-нибудь ещё.

Я для пробы попросил боржома, и надо же — есть боржом!

Ждать пришлось недолго, и вскоре нас пригласили в конференц-зал, небольшой, но родной, с портретами Брежнева и Андропова и большим бронзовым бюстом Ленина. Или гипсовым, но раскрашенным под бронзу, экономика должна быть экономной!

Вошел Яковлев, и все встали. А мы уже стояли.

Михаил Данилович поприветствовал нас, сказал, что перед нами стоит ответственная задача — продемонстрировать преимущества социализма.

В ответном слове товарищ Миколчук заверил, что продемонстрируем. Непременно продемонстрируем. Иначе и быть не может.

Потом попросили выступить меня.

Я говорил не борзо, не горячо, не ярко. Образ «утомленный гроссмейстер». Сказал, что буду биться до последнего, а вот до чего до последнего — не сказал, чем вызвал у Миколчука тревогу, у посла легкое недоумение, а у зала — интерес. Они-то ждали взвейся да развейся, а тут…

Стали задавать вопросы.