Долины и взгорья

Шахматная партия — это, по сути, цепочка загадок и разгадок. Каждый ход — это задача на тему «найди лучший ответ». Искать ответы прямо за доской? И приходится, да. Но если загадку команда создаёт, к примеру, вдвоём-втроём, имея в руках и справочники, и достаточно времени, то у разгадчика нет ничего, кроме собственной головы и часов, отсчитывающих секунды и минуты. Хорошо бы эти вопросы и ответы знать заранее. Подготовить шпаргалку. Но даже первые десять ходов дают миллиарды и триллионы вариантов, никто изучить и запомнить их не в силах. Однако шахматы — это не игра «вообще», это игра против конкретного соперника. И вот во время подготовки к матчу этот соперник изучается всесторонне: его шахматные предпочтения, его шахматные склонности, его привычки, в каких позициях он играет уверенно, в каких нет, какие продолжения любит, какие избегает, и так далее, и далее, и далее… И уже на основании этого выбирается тот или иной дебют, и в вариантах, на который предположительно пойдёт соперник, готовится серия коварных вопросов. И своих коварных ответов, разумеется.

Соперник, впрочем, занят тем же самым. И порой мы видим, как гроссмейстеры быстро-быстро, в темпе блица, делают на доске и пятнадцать, и двадцать ходов, а иногда и более. По шпаргалкам играют, да. Но чаще всё-таки хода с седьмого-восьмого-десятого начинают задумываться. В этом и соль: на раздумья уходят ментальные силы, на раздумье уходит время. Противник может выбрать не лучший ответ. Противник тратит драгоценное время. Противник устаёт. Вот что дает хорошая дебютная подготовка.

Ларсен сыграл на высоком уровне гораздо больше партий, чем я. Он стал мастером в год моего рождения, а гроссмейстером в пятьдесят шестом. А сейчас на дворе семьдесят седьмой. Сколько сыграно, переиграно, вспомнить будет о чём. Сыгранные партии общедоступны — в турнирных сборниках, бюллетенях и прочей шахматной литературе. И потому исчислить, взвесить и предсказать Ларсена возможно с более-менее приемлемой точностью.

А я, что я… Турниров сыграл немного, матчей и того меньше, порхаю с дебюта на дебют, как против меня готовиться, как угадать, чем буду я ходить? Тёмная лошадка этот Чижик, даром что не ржёт. И да, мои уроки шахмат для школы «Ч» изучают и мастера, и гроссмейстеры — не ради собственно изложенного материала, а с целью понять, как я думаю. А остальные примечают — и тоже собирают материалы нашей школы. В агентствах заказывают вырезки, а то и напрямую подписываются на «Молодой Коммунар» или «Фольксштимме». Ну, и из чистого любопытства читают и нешахматные материалы, деньги-то уплачены, отчего б и не почитать. Узнают много нового.

Но это рассуждения общие.

А конкретно сейчас за доской Ларсен и я играем шестнадцатую партию нашего матча. Счет семь с половиной на семь с половиной. Пятнадцать ничьих! Казалось бы, скучно. Но публики полон зал. Играем мы в королевском дворце, и сегодня на партии присутствует сам король, Карл Шестнадцатый Густав. Шведы его называют по-простому «наш парнишка», хотя он уже не так и молод, ему за тридцать. Тридцать один, если точно. Главный пионер мира. Ну, не пионер — скаут. Спортсмен, юннат, общественник, в общем — симпатичная марионетка в руках капиталистических кукловодов. Сидит среди обычных зрителей, но в уголке, справа стена, слева и сзади — малоприметные личности, смотрящие не на сцену, а контролирующие ближние подступы.

Раз король, то я выбрал королевский гамбит. Ларсен гамбит принял, третьим ходом я поставил слона на е два. Гамбит Петрова.

Нет, никаких преимуществ белым это начало не даёт, более того, при расчётливой, аккуратной игре чёрных белые могут рассчитывать только на ничью.

Но Ларсен устал от бухгалтерской игры, дебет-кредит, сальдо-бульдо. Кровь викингов взыграла в нём, он принял вызов и ринулся в бой. В конце концов шахматы — это игра. То есть увлекательное времяпрепровождение. А что может быть увлекательнее в шахматах, нежели гамбиты? К тому же у него нашлась домашняя заготовка, девятый ход чёрных, перевод коня на эф пять, был очень и очень коварным. Из пяти напрашивающихся ответов только один оставлял белым, то есть мне, шанс, остальные вели к победе чёрных.

Я изображал сомнения, раздумья, отчаяние и надежду. Рос в семье советских артистов, и систему Станиславского узнал раньше таблицы умножения. Лучше недоиграть, чем переиграть. Публика смотрела на меня в бинокли, иногда театральные, а иногда и помощнее, смотрела и радовалась. Половина зала были датчане, им приехать в Стокгольм нетрудно, как мне из Сосновки в Москву. Может, и не половина, но много: на шапках флажки датские, в руках тоже. Умеют болеть, что да, то да. А вот нашего красного знамени нет, серпастого и молоткастого. Ничего, погодите. Будут и у меня болельщики, а кто болеет за Чижика — болеет за Советский Союз!

Время шло, шло, и ушло. От Ларсена ушло. У него осталось три минуты на пятнадцать ходов. Цейтнот.

А позиция архисложная, вчера атаковать было рано, а завтра будет поздно, как любил говорить один известный шахматист.