Долины и взгорья

И я начинаю стрелять. Семь выстрелов за восемь секунд или около того. Фидаины не успели перестроиться. Цейтнот же. Да и автомат Калашникова не лучший инструмент для прицельной стрельбы, особенно когда стреляют очередями и на бегу, а времени всё меньше, сейчас приедет сопровождение. Их цель Брежнев, Брежнев, Брежнев!

— И что?

— И всё, — сказал я, и отрезал немножечко лука, зажевать. — Они бегут, я стреляю. Как в тире.

— Ты пей, пей!

— Нет, не буду. У меня режим. Здесь, — я постучал пальцем по виску — все выверено и настроено. Юстировка. Сто граммов куда ни шло, прочистить оптику, но больше — ни-ни. Мне с Корчным играть. На большие деньжищи, между прочем.

— Но как ты семью выстрелами положил семерых?

— Элементарно, Володя, — я взял панибратский тон. — Элементарно. Вот если бы я одним выстрелом уложил семерых, это было бы удивительно. А так — одна цель — один патрон. Экономика должна быть экономной. Брежнев — великий человек. Собственно, он нас и спас, когда прорвался через ежей, сохранив управление автомобилем. Если бы мы перевернулись, всем и конец. Ну, и машина настоящая, прочная. Ты тоже действовал правильно. Все мы молодцы!

— Но где ты научился так метко стрелять?

— Нигде, Володя, нигде. Я природный боец. В смысле — таким уж уродился. Знаю, меня будут по часам проверять, биографию то есть. Поднимут школьные журналы, институтские… Смотрите! Я как на ладошке! А когда выезжаю на турниры, так и там — на ладошке! Все ходы записаны. Никаких секретных школ молодого супермена. Знаешь, Володя, один умный человек сказал: отбросьте невозможное, и то, что останется, и есть истина, какой бы маловероятной она не казалась. Так что придётся принять: природный боец, да! А шахматы, пистолеты, ещё что — неважно. Принятие решения в условиях дефицита времени — хорошая тема для кандидатской, а?

Я говорил даже слишком вольно для ста граммов, но сойдёт. Натощак, взволнован, непривычен… Сойдёт. Разговор наш, понятно, пишется. Потом будут каждое слово анализировать. Ну, анализируйте, анализируйте.

— Ладно, Володя. Пойду к себе. Ты меня проводи, хорошо? А то что-то ноги в пляс просятся… Мы ведь завтра улетаем? Меня не забудь, а? А то чемодан пропал, хожу неприкаянный, рубахи не переменить…

Глава 20 День отъезда за полдня

18 ноября 1977 года, пятница

В иллюминаторе аэропорт казался ещё наряднее, чем он был: расстояние скрывает мелкие огрехи, отчего общий вид только выигрывает. Как хороша наша Родина из космоса! Она и с борта самолета прекрасна, когда все эти панельки, хрущёвки и даже бараки кажутся изящными доминошками на бескрайнем столе Великого Строителя.

Но мы ещё на земле. ещё чувствуется дыхание пустыни, ещё африканское солнце не оставило попыток одарить нас теплом на всю долгую северную зиму. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился…

Примерно так, примерно так. Среди делегации был известный прозаик «из серьёзных», мастер описывать трудовые подвиги в обрамлении природы. Состоял он в качестве корреспондента главной советской газеты, «Правды», держал себя с достоинством, и всё пытался объяснить Брежневу, что его подвиги должен записывать человек проверенный, опытный, с большим партийным стажем — это мне Медведев рассказал. Но вряд ли. Леониду Ильичу куда приятнее работать с молодыми комсомолками, чем со старым проверенным партийцем. Да и пишет партиец, конечно, правильно, серьёзно, но — скучно. А комсомолки-красавицы записывали истории Брежнева так, что начнешь читать — и не оторвёшься. В очередь становятся в библиотеках за журналом, в газеты пачками письма идут — издайте миллионным тиражом! И, верх всего, пацаны во дворах играют «в Брежнева», такое не променяешь на торжественный и величавый слог правдиста, слог, который японцы обозначают иероглифом «мухидохнут»!

Хотя правдист вёл себя со мной незаносчиво, и даже пообещал «Поиску» рассказ о случае, свидетелем которого он был в августе сорок пятого, во время битвы с Квантунской армией. А потом спросил, платит ли «Поиск» надбавку лауреатам государственных премий. Я ответил, что насчет лауреатов не знаю, на это у нас есть исполнительный директор, но на гонорары пока никто не жаловался.

Мдя… Правдист норовит у девочек отнять работу, и тут же, не моргнув глазом, хочет публиковаться у девочек же в журнале. Москва!

Портянка Ромуальдыча же… Нет, утром я получил выстиранную и отглаженную рубаху, бельё тож, сейчас я в сером английском костюме, но чувствую себя несвежим. Чемодан не нашёлся, да и как он мог найтись, если его никто не искал?

Неужели Автандил Вахтангович надеется, что я это оставлю без внимания?

Правдист прошёл ближе к голове самолета, приветливо мне кивнув.

На меня посматривают кто сочувственно, а кто и не без злорадства — не лезь в любимчики.