Доллары царя Гороха

– Ой, опять электричество вырубили, а я предусмотрительно свечи прикупила. Сейчас зажгу их, и станет светло, словно днем.

Глава 24

Не дождавшись от домашних никакой реакции, я, сшибая по пути все, что попадалось под ноги, ринулась под лестницу, куда поставила ящик со свечами.

Дегтярев и Кеша продолжали ругаться. Я зажгла десятка три свечек, засунутых в одноразовые, из прессованной фольги подставки, и принялась разносить их по помещениям. Несколько штук поставила к себе и Мане, не поленилась подняться по шатающейся лестнице наверх и оставить парочку в спальне у Зайки и Кеши, потом, понимая, что оттягивать более появление в столовой нельзя, спустилась туда и весело воскликнула:

– Да будет свет!

Желтое пламя осветило красное лицо полковника.

– Ты нарочно, да? – прошипел он.

– Что? – прикинулась я полной дурочкой. – Купила свечи? Конечно, специально. Вот они и пригодились!

– Нет, – еще больше разозлился Дегтярев, – подсунула мне лимон.

– А мне мяту, – буркнул Кеша, – признайся, ты решила нас убить.

– Ну извините, забыла…

Тут Зайка, странно подергав носом, возвестила:

– Мне кажется или откуда-то запахло кокосом?

– Да, – кивнула Машка, – есть чуток.

– Вовсе даже не чуток, а очень сильно, – взвыла Ольга, – откуда эта вонь? Быстро признавайтесь! Ирка, у тебя натирка для мебели с этой отдушкой?

– Вы чего, – принялась отбиваться домработница, – мне и в голову не придет в этой халупе буфеты натирать!

– Значит, наплевав на меня, кто-то приобрел такой дезодорант для туалета, – окончательно озверела Зайка.

– А вот и нет, – сообщил Кеша, – это свечи.

Ольга принюхалась, потом вскочила и опрометью бросилась в сад. С улицы долетел ее высокий, нервный голос:

– Конечно, я всегда знала, что Дарья терпеть меня не может, но чтоб настолько!

Я почувствовала себя хуже некуда. Дегтярев, сердито сопя, ушел в ванную, Ирка шмыгнула на кухню, Кеша пошел за женой в сад.

– Ну, мусик, – воскликнула Машка, – однако ты даешь! Ведь когда ты собралась в хозяйственный, я специально предупредила – только не бери кокосовую отдушку, Зайка ее ненавидит до потери пульса!

Я горестно смотрела на пылающее пламя. Уж не знаю, как происходит у других людей, но мне категорически нельзя говорить перед походом в магазин:

– Дашутка, не покупай ЭТО! Все, что угодно, только не ЭТО!

С абсолютной гарантией я именно ЭТО и куплю, причем в больших количествах. Еще хуже дело обстоит с дорогой. Если я собираюсь к кому-нибудь в гости и мне говорят: «Дарья, там встретится левый поворот. ТУДА не езди» – и что же я сделаю? Совершенно точно, именно ТУДА и сверну.

Я вообще не понимаю, за каким чертом люди советуют, чего предпринимать не стоит, только запутывают меня. Та же Маруська должна была спокойно сказать:

– Муся, приобрети самые обычные свечи, без всякого запаха.

Уж будьте уверены, выполнила бы приказ с аптекарской точностью. Я очень ответственный человек.

– Мать, – крикнул из сада Кеша, – погаси свечи и открой все окна.

Я задула фитили в гостиной, потом сбегала в свою и Машину спальни, вовремя вспомнила, что наверху горит еще с десяток, и полезла на второй этаж.

В доме стояла тишина, все население высыпало в сад утешать Ольгу, только из столовой доносилось счастливое чавканье. Кто-то из собак, скорей всего высокий Банди, воспользовавшись темнотой и отсутствием хозяев, подъедал забытое на столе мороженое.

Я хотела крикнуть: «Это что за безобразие, ну-ка отойдите от еды».

Но потом подумала и промолчала. Пусть хоть у Бандюши будет праздник!

Кое-как я влезла наверх, затушила свечи и, распахнув окно, крикнула:

– Полный порядок.

– Сбрось мне рубашку, – попросил Кеша, – что-то сыро становится.

– Где она висит?

– На спинке стула.

– Не вижу.

– Ладно, сейчас сам приду, – покорно ответил Аркадий.

Через секунду на лестнице послышались голоса, раздраженный Зайкин и тихий Аркашкин:

– Ни о чем ее попросить нельзя.

– Ладно тебе, ей и впрямь в темноте ничего не видно.

– Она меня не любит.

– Не говори ерунды.

– Ты тоже хорош! Меня тут все терпеть не могут!

– Просто сегодня очень душно, вот ляжешь спать и к утру все забудешь! Мы тебя обожаем, – засюсюкал Кеша, пытаясь залить пламя Зайкиного гнева.

– А свечи? – продолжала сердиться Ольга.

– Ну забыла она, со всяким случиться может.

– А губы, – не успокаивалась Зая, – зачем Даша сказала, что они отвалятся, так оно и случилось!

– Ой, – крикнула я, – ну прости, я пошутила неудачно! Неужели и правда отклеились в эфире?

– Нет, слава богу, – простонала Ольга, – до него мне гример целый час потом пыталась нормальный рот сделать, пока кто-то не предложил «Фейри» помыть.

– Помогло?

– Ага, краска сошла, кожа тоже, теперь очень больно, – жалобным голосом протянула Ольга, поднимаясь по лестнице.

Ступеньки скрипели, следом за женой шел Аркашка.

Полная раскаяния, я бросилась им навстречу:

– Зайчоночек, но ведь я не хотела, думала, как лучше!

– Я и не сержусь, – простонала Ольга, – просто обидно, я люблю тебя, а ты меня нет.

– Мусик, – подала голос Манюня, – вернись на второй этаж, ступеньки не выдержат троих.

– Вовсе мы не такие жирные, – отмахнулась я.

– Муся, шагай назад, а то…