Доллары за убийство Долли [Сборник]

— Часов в десять, когдя няня с мальчиком уже ушли, к господину Левену явился какой-то человек.

— Кто такой?

— Я не выясняла его фамилию. Не очень хорошо одетый, малопривлекательный тип.

— Француз?

— Без сомнения. Я назвала ему номер комнаты.

— Раньше он не приходил?

— До него никто, кроме няни, не приходил.

— Выговор у него был южный?

— Да нет, скорее парижский. Такие, как он, останавливают вас на бульваре, желая всучить известного рода открытки или затащить сами знаете куда.

— Долго ли он пробыл тут?

— Господин Левен сразу ушел, а тот тип остался в номере.

— Господин Левен ушел с чемоданом?

— Откуда вы знаете? Я сама удивилась, что он забирает все свои вещи.

— А много ли их было?

— Четыре чемодана.

— Коричневых?

— Но ведь почти все чемоданы коричневые! Во всяком случае, они были добротные и по крайней мере два из них — кожаные…

— Что он вам сказал?

— Что должен, мол, срочно уехать, что уже сегодня вечером покинет Париж, но что уходит сейчас не насовсем, а вернется через полчасика за вещами ребенка.

— Когда же он возвратился?

— Пришел примерно через час — в сопровождении няни.

— А вас не удивило, что мальчика с ними не было?

— Откуда вам это известно?!

Хозяйка гостиницы забеспокоилась, сообразив, что речь идет, видимо, о важном деле и что полиция знает гораздо больше, чем это следует из задаваемых ей вопросов.

— Они довольно долго находились втроем в комнате и о чем-то громко говорили.

— Ссорились?

— Ну, во всяком случае, спорили.

— Говорили по-французски?

— Нет.

— Парижанин участвовал в разговоре?

— Иногда. Он вышел первым, и я его больше не видела. Потом ушли господин Левен и няня. Поскольку я сидела у выхода, он меня поблагодарил и сказал, что рассчитывает через несколько дней вернуться.

— И это вам не показалось странным?

— Когда в течение восемнадцати лет содержишь такую гостиницу, как эта, ничто уже странным не кажется!

— После их отъезда вы сами убирали комнату?

— Я пошла туда вместе со служанкой.

— И что вы там обнаружили?

— Повсюду валялись окурки. Он выкуривал больше двух пачек сигарет в день. Американских. Потом — множество газет. Он покупал почти все парижские издания.

— А иностранных газет не было?

— Нет, я специально обратила на это внимание.

— Значит, вас все-таки эти люди заинтересовали?

— Ну, видите ли, всегда хочется знать побольше…

— Что же еще вы обнаружили?

— Как обычно, всякий мусор: сломанную расческу, рваное белье…

— С инициалами?

— Нет, это было детское белье.

— Дорогое?

— Довольно дорогое. Во всяком случае, дороже, чем я привыкла видеть у своих постояльцев.

— Я еще к вам зайду.

— Зачем?

— Когда поразмыслите на досуге, наверняка вспомните какие-нибудь подробности, которые во время сегодняшней беседы еще не всплыли у вас в памяти. У вас ведь хорошие отношения с полицией? «Гостиничники» вас не беспокоят?

— Я вас поняла, господин комиссар, но больше я, право же, ничего не знаю.

— До свидания.

И вот Мегрэ с Лапуантом вновь оказались на залитой солнцем улице среди гомонящей толпы.

— Как насчет аперитива? — спросил комиссар.

— Я не пью.

— Оно и лучше. Ты поразмыслил уже о наших делах?

Молодой человек понял: речь идет вовсе не о том, что они только что узнали в гостинице.

— Да.

— Ну и что?

— Я поговорю с ней вечером.

— Думаешь, кто он?

— У меня есть приятель, работающий репортером как раз в той газете, где напечатана сегодняшняя статья. Но вчера я его не видел. И вообще, я никогда не рассказываю ему, что происходит на Набережной, и он поэтому подтрунивает надо мной.

— Твоя сестра знакома с ним?

— Да, но я не подозревал, что они встречаются. Если я напишу об этом отцу, он прикажет ей вернуться в Мелан.

— Как фамилия этого репортера?

— Бизар, Антуан Бизар. Родом он из Корреза и тоже живет в Париже один. Он на два года младше меня, но под некоторыми статьями уже даже ставят его подпись.

— Ты часто обедаешь с сестрой?

— Как когда. Если я свободен и нахожусь неподалеку от улицы Бак, то мы идем с ней в молочное кафе, что рядом с ее издательством.

— Сходи туда сегодня и расскажи ей все, что мы только что узнали.

— Разве это необходимо?

— Да.

— А если она снова все ему передаст?

— Безусловно, передаст.

— Вы этого и хотите?

— Иди, иди. Но веди себя естественно, чтобы она не догадалась, будто ты что-то заподозрил.

— Все же я не могу позволить ей встречаться с молодым человеком. Отец велел мне…

— Иди, иди.

Мегрэ не мог отказать себе в удовольствии спуститься пешком по улице Нотр-Дам-де-Лоретт. На Монмартре он заглянул в пивную, быстро выпил кружку пива, вышел тут же на улицу и взял такси.

— На набережную Орфевр.

Затем передумал и постучал по стеклу:

— Сначала на улицу Тюренна.

Он увидел наглухо закрытую дверь переплетной мастерской. Должно быть, Фернанда сейчас, как и каждое утро, ехала со своими судками по направлению к тюрьме Сантэ.

— Остановитесь на секунду.

Жанвье сидел в кафе «Великий Тюренн» и, заметив комиссара, подмигнул ему. Интересно, какое задание он получил на сей раз от Люка? Жанвье беседовал с сапожником и с двумя штукатурами в белых робах. Их рюмки были наполнены (это было видно издалека) молочного цвета перно.