Доллары за убийство Долли [Сборник]

— Я почти уверена, что Альфред был в темном костюме, но скорее в темно-сером, чем в синем. Когда живешь при электрическом освещении, не обращаешь внимания на цвета.

— Как вы с мужем распоряжались деньгами?

— О каких деньгах вы спрашиваете?

— Стевельс давал вам деньги на хозяйство раз в месяц?

— Нет, когда у меня деньги заканчивались, я просила у него еще.

— И Стевельс молча вам давал деньги?

Фернанда порозовела.

— Франс — человек рассеянный, и ему всегда казалось, что накануне он уже дал мне денег. Поэтому он всегда с удивлением говорил: «Как, опять?»

— А на ваши личные расходы — на платья, на шляпки?

— Но ведь я трачу так мало!

Вдруг Фернанда сама начала задавать комиссару вопросы, словно она давно ждала удобного момента.

— Конечно, господин Мегрэ, я не так умна, — заговорила Фернанда, — но и не такая уж дурочка, хотя бы потому, что меня за минувшее время подолгу допрашивали вы, ваши инспекторы, а вперемежку с этим расспрашивали журналисты, ближние и даже дальние соседи. Недавно, например, семнадцатилетний юноша, изображая из себя детектива-любителя, остановил меня на улице и стал задавать вопросы, вычитывая их из своей записной книжки… Так что ответьте мне, господин комиссар, честно и прямо: вы действительно считаете Франса виновным?

— Виновным в чем?

— То есть как это в чем? В том, что он убил человека и сжег труп в топке калорифера!

Мегрэ задумался. Он мог, разумеется, сказать в ответ что угодно, но ему хотелось все же быть с Фернандой искренним.

— Я пока не знаю ничего.

— Почему же в таком случае вы держите Франса в тюрьме?

— Госпожа Стевельс, во-первых, это зависит не от меня, а от следователя. А во-вторых, учтите, что все материальные, так сказать, улики свидетельствуют против вашего мужа.

— Тоже мне улики — зубы! — с иронией процедила Фернанда.

— А пятна крови на синем костюме? А пропавший чемодан?

— Чемодан! Да я его ни разу в жизни не видела!

— Это неважно. Зато его видели другие. Видел инспектор полиции! И не забывайте еще об одном факте, госпожа Стевельс: вас, между прочим, ложной телеграммой вызвали из Парижа как раз в тот самый день, когда, по нашим предположениям, и произошло убийство. А теперь скажу вам по секрету, что, если бы это находилось в моей компетенции, я лично предпочел бы видеть Стевельса на свободе. Однако, исходя из интересов вашего же супруга, я призадумался бы, стоит ли его освобождать. Вспомните, что произошло вчера.

— Да, я тоже об этом подумала.

— Виновен Стевельс или нет, но похоже, что есть люди, которым он мешает.

— Зачем же вы принесли мне фотографию его брата?

— Потому что, вопреки тому, что о нем думаете вы, брат вашего мужа довольно опасный преступник.

— Неужели убийца?

— Нет, это маловероятно. Такие люди, как Мосс, убийцами становятся редко. Но его разыскивает полиция трех или четырех стран: Мосс вот уже более пятнадцати лет занимается воровством и мошенничеством. Вас это удивляет?

— Нет.

— Не было ли у вас на этот счет каких-либо подозрений?

— Когда Франс сказал мне, что его брат — несчастный человек, мне показалось, что он употребляет слово «несчастный» не в том значении, которое ему обычно придают. Вы думаете, господин комиссар, что Альфред способен похитить ребенка?

— Повторяю, я ничего пока не знаю. Кстати, не слышали ли вы что-нибудь о графине Панетти?

— Кто она такая?

— Очень богатая итальянка, которая жила в отеле «Кларидж».

— А что, ее тоже убили?

— Возможно. Хотя допускаю, что она просто наслаждается карнавальным сезоном в Каннах или в Ницце. Вечером я буду знать это точно. А сейчас позвольте мне еще раз взглянуть на учетные книги вашего мужа.

— Пойдемте в мастерскую. Мне хотелось задать вам уйму вопросов, но сейчас они почему-то не приходят на ум. Когда я одна, вопросов возникает множество. Пожалуй, мне надо их записывать, как это делал юноша, вообразивший себя детективом.

Подойдя к лестнице, Фернанда пропустила комиссара вперед. В мастерской она сняла с полки большую черную книгу, которую полиция изучала уже пять или шесть раз. На последних страницах имелся список старых и новых клиентов переплетчика в алфавитном порядке. Фамилия Панетти там не значилась, равно как и фамилия Кринкер.

Почерк у Стевельса был бисерный, острые буковки наезжали одна на другую, а «р» и «т» он писал как-то странно.

Мегрэ спросил:

— Госпожа Стевельс, приходилось ли вам слышать о некоем Кринкере?

— Насколько я помню, нет. Поймите, господин комиссар, мы с Франсом проводили целые дни наедине друг с другом, но я не считала себя вправе задавать ему вопросы. По-моему, вы забываете, что я отличаюсь от подавляющего большинства жен. Вспомните, где Франс меня подобрал! Его поступок удивлял меня все эти годы. И только полчаса назад — во время нашего с вами разговора — мне пришла в голову мысль, что он сделал это, думая о своей матери.

Не дослушав излияний Фернанды, Мегрэ вдруг бросился к наружной двери и резким движением открыл ее. В пальто из верблюжьей шерсти на пороге стоял Альфонси. Комиссар схватил бывшего инспектора полиции за воротник.