Основные баталии развернулись на заседаниях муниципального совета. Дьюи, использовав свои политические связи, сорвал банк. За одно утро бульдозеры смели все мексиканские халупы, и уже вечером имя Дьюи сверкало тысячами огней на гигантском световом панно, водруженном в центре строительства. Три дня спустя самого Дьюи обнаружили сидящим у этого панно с перерезанным горлом. Старк вел следствие, но результатов не получил. Коронеру он доложил, что местоположение трупа, способ убийства и использованное оружие свидетельствуют в пользу предположения, что удар нанес какой-нибудь мекс. Всегда мог найтись горячий парень, решивший отомстить за то, что снесли его лачугу, ничего ему не заплатив. Убийцу так и не нашли, а дело было списано в архив.
Старк стал лейтенантом полиции сразу же после своего возвращения из Кореи. Он весил 54 килограмма при росте 1 метр 63 сантиметра, был близорук, никогда не бывал ни в боксерском зале, ни в тире — и имел гораздо лучшие показатели, чем все его коллеги. Он серьезно прижал рэкетиров Вестмора и Сальпико, процент наркоманов в его секторе был значительно ниже, чем в целом по штату, не было ни одного убийства, которое он не раскрутил бы в течение трех суток, — исключая, разумеется, дело Дьюи.
В настоящий момент он сидел в глубоком раздумье, засунув руки между колен, утопая в очень мягком кресле — и выглядел чрезвычайно смешно, как маленький человечек, помещенный в слишком большую для него декорацию. Перед ним расхаживал взад и вперед Элфид, под его нервными шагами поскрипывал китайский ковер, покрывавший наборный паркет. Росписи на потолке были перенесены из одного дворца в Ферраре (Италия) и украшали все четырнадцать этажей Тампико Билдинг, где они и находились.
Через окна в виде ротонды был виден разлегшийся внизу город, покрытый той красноватой дымкой, которая исходит от неоновой рекламы. На улицах почти не было машин. Только сновали патрульные полицейские автомобили, разрывая темноту аллей своими мигалками.
Старк глубже откинулся в кресло и протянул было руку к нагрудному карману за сигарой, но раздумал курить и заговорил, продолжая разговор, длившийся уже более часа; каждое слово его звучало очень веско, что еще более подчеркивалось его северокаролинским акцентом.
— Ни один полицейский в мире, — заявил он, — не смог бы дать вам гарантию, что мы их поймаем. Это невозможно, и вы хорошо это знаете, так что с моей стороны было бы нечестным убеждать вас в обратном.
Он замолчал.
Старк был знаком с Элфидом более 15 лет. Он знал, что этот человек не из тех, кто любит забивать себе голову, и если из двух возможностей достичь цели одна представлялась более надежной, он выбирал именно ее, отбрасывая за ненадобностью все остальные соображения. Но вот уже целый час — с того момента, как раздался телефонный звонок, — у Элфида появились две возможности захватить Крэнсона: предоставить действовать полиции или же заплатить два миллиона долларов опасному гангстеру, которого разыскивала все та же полиция.
Элфид перестал ходить взад и вперед и засунул руки в карманы халата.
Его портрет можно было нарисовать при помощи линейки и угольника. Ему было около пятидесяти лет, необыкновенно высокого роста; лицо его поражало строго прямоугольными размерами, но глаза были удивительно маленькими. Плотно сжатые челюсти свидетельствовали о сильной воле, однако сейчас этого человека обуревала одна-единственная страсть, с которой он и не пытался бороться. Он наклонился к лейтенанту:
— Послушайте, Старк, я всегда стремился упрощать свои проблемы. Сегодняшняя задачка проще, чем в школьном учебнике, — вы ищете сокровище, и вам надо решить, к кому обратиться: к тому, кто его ищет, или к тому, кто им владеет?
Старк развел руками.
— Но дело вовсе не в этом…
Сухая ладонь жестко ударила по столу.
— Нет, именно в этом. А вы знаете, что для меня речь идет не о сокровище, а кое о чем поважнее.
Старк взглянул в лицо стоящего перед ним человека и испытал странное чувство презрения, смешанного с жалостью. И в самом деле, для Элфида голова ненавидимого им человека была дороже всех сокровищ, и за то, чтобы получить ее, он отдал бы все.
На рождество, дни рождения и именины он осыпал Долли громоздкими и чрезвычайно дорогими подарками: от конюшни для пони, подаренной ей к восьмилетию, до птичьего городка на искусственном озере прямо под ее окнами в Кугар-Пойнт, где она отдыхала летом. Это был его последний подарок: ей исполнился 21 год, и никто не знал, что жить ей оставалось три месяца.
Элфид никогда не говорил о дочери. В последние годы они виделись очень редко, и когда он узнал о ее смерти, то почувствовал, как в нем происходит нечто странное: он не ощущал горя, но в нем зарождалось другое — поднималась какая-то волна, затопившая мало-помалу все его существо. Он сумел определить это чувство: то была ненависть, безумная, всепоглощающая ненависть к человеку, убившему ту маленькую девочку, которая скакала на рыжем пони по холмам Сандербеу.