Прошло полчаса, Кош не возвращался. Жавель подумал:
«Неужели у него хватит смелости ночевать у себя?.. Конечно, если он не виновен и если его отъезд не имеет никакого отношения к убийству, то здесь нет ничего удивительного. Он вошел вместе с начальником в комнату на бульваре Ланн и мог тогда выронить эти бумажки… А все же, все же…»
Его одолевала такая жажда, такая потребность знать, удостовериться, что он даже не чувствовал холода. Прохожих на улице становилось все меньше, и наблюдение от этого делалось более удобным. Он ходил взад и вперед, уверенный, что, если журналист выйдет, он не сможет пропустить его. Около двух часов дверь наконец отворилась. Кош постоял минуту неподвижно, потом тихо притворил ее. Жавель увидел, что он колеблется, потом делает шаг, осматривается по сторонам и наконец быстрыми шагами направляется прямо вперед. Он дал ему отойти несколько метров и пустился вслед за ним. Они дошли таким образом до бульваров, прошли по улице Ришелье, по набережной и перешли Сену.
— Не понимаю, куда он ведет меня, — проворчал Жавель, видя, что направляется к площади Сен-Мишель, — но куда бы он ни шел, я не оставлю его, прежде чем уложу спать.
Кош свернул на бульвар Сен-Мишель и остановился в нерешительности около Люксембурга.
«Что бы это могло значить? — подумал Жавель. — Он, наверное, знает этот квартал… а между тем он как будто колеблется, куда идти…»
И прибавил вполголоса:
— Ну же, голубчик, пора уж тебе ложиться спать…
Как раз в эту минуту Кош обернулся. Их взгляды встретились. Жавель не шелохнулся, но Кош вздрогнул и пустился ускоренным шагом по направлению к Обсерватории. На бульваре не было ни души, и полицейскому легко было следить за темной фигурой журналиста, быстро скользившей по сухому и совершенно белому тротуару. Это путешествие к неизвестной цели раздражало его. Он начинал чувствовать усталость и холод. Минутами у него появлялось желание броситься на Коша и схватить его за ворот. Но если он не виновен, то какая это будет ошибка! Это будет скандал, потеря места. И он продолжал идти, сжимая кулаки, глотая свою злобу. В конце концов Кош войдет в какой-нибудь дом, и ему опять придется прождать всю э'гу ночь до утра, стоя на морозе с пустым желудком, замерзшими ногами и онемевшими пальцами. Вдруг он услышал позади себя голос:
— Здорово, Жавель!
Он обернулся и узнал сослуживца по полиции. Самообладание вернулось к нему. Он приложил палец к губам, взял полицейского под руку и тихо проговорил:
— Тсс! Осторожней…
— У тебя есть дело?
— Да, вон там перед нами, метрах в двадцати…
— Важное?
— Еще бы!.. В моих руках, кажется… Но я не могу рассказать тебе… Послушай, если ты не очень устал, я тебе предложу дело. Выследи-ка моего человека; тут может быть самое первоклассное дело…
— А нельзя узнать?
— Не теперь. Через несколько часов, утром… Я ног под собой не чувствую, да к тому же, кажется, он меня заметил и догадался. Тебя он остерегаться не будет. Идет?
— Идет, — отвечал другой, — если это тебя устраивает. Мне нужно уложить его спать…
— Да, сперва; затем ты не должен отходить от его двери. Завтра утром, часов в десять, дай мне знать, где он провел остаток ночи и куда мне прийти сменить тебя. Я буду ожидать перед № 16 на улице де Дуэ. Но, ради Бога, не отставай от него ни на шаг. Нам никогда, может быть, не представится такой блестящий случай… И ты тоже в потере не будешь, я тебе за это ручаюсь…
— Все это очень хорошо, но все же мне хотелось бы знать…
— Ну, так слушай, — сказал Жавель, чувствуя, что приятель колеблется и что нужно играть в открытую, чтобы не испортить всего дела, — я, вероятно, выслеживаю убийцу бульвара Ланн.
Он ничуть не был уверен в виновности Коша, но понимал, что, если покажет свою неуверенность, тот, может быть, откажется помогать ему. Такая добыча не могла не соблазнить полицейского, но случай этот казался ему таким невероятным, что он еще раз переспросил:
— Ты вполне уверен?
— Вполне, — ответил Жавель. — Ты теперь понимаешь, с этим делом стоит повозиться.
— Можешь положиться на меня. Я его не выпущу.
— Главное — осторожность. Он парень ловкий и проворный…
— Да и я не дурак.
— Значит, в десять часов пришлешь кого-нибудь на улицу де Дуэ, 16?..
— Можешь быть уверен…
Жавель повернулся и направился к центру Парижа. Он был спокоен. Кош от него не ускользнет, а если он ошибся, никто не узнает про его ночные похождения, кроме его коллеги, которому теперь тоже болтать невыгодно.