Однако всякий раз, когда Мегрэ собирался выйти из своего кабинета, его что-то задерживало: то телефонный звонок, то появление очередного инспектора с отчетом.
Досен не выдержал и, набрав номер отдела Мегрэ, спросил у старшего инспектора Люка:
— Комиссар все еще у себя?
— Да. Позвать его к телефону?
— Не нужно, он ведь, наверное, занят. Думаю, что он вот-вот поднимется ко мне.
В четверть одиннадцатого Досен все же решился оторвать Мегрэ от дел:
— Извините за беспокойство, господин комиссар, — раздался его голос в телефонной трубке. — Знаю, что вы заняты по горло. Но я вызвал к одиннадцати часам Франса Стевельса, и мне не хотелось бы начинать допрос, не увидевшись предварительно с вами.
— Не станете ли вы возражать, господин следователь, если ваш допрос примет вид очной ставки?
— С кем?
— Возможно, с Фернандой Стевельс. Если позволите, я на всякий случай пошлю за ней инспектора.
— Хотите, чтобы я выписал ей повестку?
— Это не обязательно.
Следователь ждал еще минут десять, пытаясь углубиться в досье. Наконец раздался стук в дверь. Досен едва не бросился навстречу комиссару, когда тот с чемоданом в руке появился в дверях.
— Вы уезжаете?!
Но увидев, что Мегрэ улыбается, он все понял и, не веря своим глазам, пробормотал:
— Тот самый чемодан?
— Чемодан действительно очень тяжелый, уверяю вас, господин Досен.
— Значит, мы были правы, господин Мегрэ?
С плеч следователя свалилась огромная тяжесть. Систематические нападки мэтра Филиппа Лиотара в конце концов поколебали уверенность Досена в своей правоте, а ведь ответственность за то, что Стевельса держат в тюрьме, лежала на нем, следователе.
— Так, выходит, Стевельс виновен?
— Да уж! Несколько лет за решеткой ему провести, несомненно, придется.
С содержимым чемодана Мегрэ ознакомился еще накануне, но теперь с удовольствием перебирал в нем все вещи, радуясь, как ребенок, в очередной раз любующийся своими новогодними подарками.
Коричневый чемодан с обмотанной шпагатом ручкой был очень тяжел, поскольку в нем находились пластины, напоминавшие прессы для переплетения книг, но в действительности это были поддельные металлические печати различных стран, в частности США и всех южноамериканских государств.
Лежали здесь и резиновые штампы, которыми пользуются обычно в мэриях и различных канцеляриях. Они были аккуратно рассортированы и разложены, словно образцы товаров в чемоданчике коммивояжера.
— Все это — работа Стевельса, — объяснял Мёгрэ. — Брат Альфред поставлял ему образцы печатей и незаполненные бланки паспортов. Последние, насколько я могу судить по тем экземплярам, которые мы сейчас держим в руках, не подделаны, а украдены из консульских отделов посольств.
— И давно Стевельс вступил на этот путь?
— Не думаю. Судя по банковским счетам, не больше чем года два назад. Сегодня утром я поручил своим сотрудникам обзвонить как можно большее число отделений парижских банков. Кстати, именно ожидая результатов, я не смог прийти к вам раньше, господин следователь.
— У Стевельса ведь открыт счет в банке «Сосьете Женераль» на улице Сент-Антуан, не так ли?
— А другой — в американском банке на Вандомской площади, третий — в английском банке на Бульварах. К настоящему моменту мы обнаружили пять различных счетов. И все это началось два года назад, когда брат Стевельса вновь обосновался в Париже.
На улице шел дождь. Было пасмурно и тихо. Мегрэ сидел у окна и курил трубку.
— Видите ли, господин следователь, Альфред Мосс не принадлежит к разряду профессиональных преступников. У тех имеются специальности, от которых они обычно не отступают. Я не знаю случая, чтобы карманник превратился во взломщика, а взломщик стал бы подделывать чеки или пустился на кражу, отягощенную мошенничеством. Альфред Мосс — прежде всего акробат-эксцентрик, клоун. Он занялся преступной деятельностью только потому, что с ним произошел несчастный случай на манеже. Если не ошибаюсь, Мосс совершил свой первый «подвиг» случайно, когда, воспользовавшись хорошим знанием иностранных языков, устроился на работу в один из роскошных лондонских отелей. На глаза ему попались драгоценности, и он их украл. Это позволило ему какое-то время жить безбедно. Правда, недолго, поскольку у него есть один порок, о котором я узнал сегодня утром от содержателя отделения городского тотализатора в квартале, где Мосс жил. Он играл на бегах. Будучи преступ-ником-любителем, Мосс не придерживался одного типа краж, а пытался испробовать все, что представлялось возможным. Делал это он ловко и на редкость удачно, так что его ни разу не удалось засадить в тюрьму. Словом, жизнь Мосса состояла из перемежающихся взлетов и падений. Он то занимался кражами, отягощенными мо-щенничеством, то подделывал чеки. Молодость прошла, он «засветился» в ряде европейских столиц и был внесен в черные списки шикарных отелей, где дотоле привык орудовать.
— Значит, тогда-то Мосс и вспомнил о своем брате?