Швед рухнул на четвереньки у самых ступенек. Фетровая шляпа смягчила удар, но все вокруг него закружилось, и он судорожно уперся руками в землю, чтобы не упасть совсем. Стоявший сзади вынул финку и пырнул его между лопаток. Лезвие скользнуло, удар пришелся на кость. Крэнсон вскинулся, наугад выбросил руку и схватил его за волосы. У него снова потемнело в глазах, но он сумел встать, не разжимая руки.
Он с силой сдавил голову своего врага, уже распялившего рот в крике. Стоявший сзади ударил его по ногам, но швед устоял. Оторвав противника от земли, со всего маху вдавил его голову в железную ступеньку. Раздался треск. Крэнсон вновь поднял безжизненное тело и тремя ударами раздробил череп об острый угол лестницы.
Из темноты до него донесся шум, и он подумал, что надо бежать со всех ног, сию же секунду, иначе будет поздно.
Перед ним вновь возник второй нападавший. Крэнсон увидел, как дергаются у него густые усы и мышцы на лице, потом он вдруг исчез и, так же неожиданно появившись, ринулся на Крэнсона.
Нож, который его противник подобрал с земли, пропорол ему плащ и вошел в живот. Острая боль пронзила Крэнсона, порезанная рука сама собою сжалась в кулак, и он со реей силы ударил нападавшего в челюсть, так, что выбил себе две фаланги.
Шатаясь, Крэнсон опустился на безжизненное тело, грузно уселся на грудь и для верности сдавил шею своей единственной здоровой рукой.
Затем он с трудом поднялся; вытер пот и почувствовал, что по ногам его течет кровь. Он был уверен, что внизу уже собрались люди. Должно быть, эта шлюха стала звать на помощь. И к ней сбежались.
Обхватив живот обеими руками, он медленно поднялся по ступеням; осторожно, мелкими шагами, перешел мост.
Он ковылял, превозмогая бившую его дрожь, рот наполнился слюной, он сплюнул, прошел еще метров пятьдесят. Боль стихала, когда он шел согнувшись. Неожиданно ему захотелось расплакаться. Райнер обещал, что они уедут вместе, что у них будет много денег, а теперь все может лопнуть из-за его собственной глупости. Эта мысль была невыносима, он попытался отогнать ее и тут заметил, что уже пришел. Обветшалая вывеска и металлические жалюзи были как раз перед ним.
Он постучал. Ему пришлось собрать последние силы, чтобы подать условленный сигнал.
Когда железный лист поднялся, он со стоном прополз под ним и остался лежать на грязном полу.
Райнер тщательно закрыл жалюзи и поднес к нему свечу.
Никто из них не произнес ни слова. Глаза Крэнсона, сверкавшие в желтом свете свечи, неотрывно следили за руками своего спасителя.
Райнер расстегнул рубашку и надавил на ставшие фиолетовыми края раны.
Грудь Крэнсона вздымалась от частого тяжелого дыхания.
— Ну как?
Райнер сунул сигарету в полуоткрытые губы.
— Нужен доктор.
Крэнсон закрыл глаза.
«Похоже, это не фараоны проделали», — подумал Райнер.
— Как это произошло?
— Два типа и девка… у лестницы… требовали денег… прицепились ко мне, я их убил.
Райнер встал. Долго здесь оставаться невозможно, однако Крэнсон не ходок, а бросить его нельзя: этот истекающий кровью толстяк стоил четыре миллиона долларов.
Часа через два снаружи, за железными жалюзи, послышались гулкие шаги, чьи-то возгласы и смех, затем все стихло. В наступившей тишине он вновь уловил сиплое дыхание раненого. Они давно задули свечу, и было совсем темно.
Найти врача было несложно, равно как затащить его сюда и заставить осмотреть Крэнсона, но вот как помешать ему заявиться после этого к фараонам? Можно смотаться отсюда, но швед не сможет идти долго. Однако и здесь, в этой крысоловке, оставаться нельзя.
Райнер встал и зажег спичку.
Глаза Крэнсона были устремлены на Райнера, веки опускались и поднимались по мере того, как боль усиливалась или отпускала.
— Не двигайся, я пойду поищу машину.
Райнеру показалось, что Крэнсон его не услышал, но когда он загасил уже обжигавшую пальцы спичку, то почувствовал, как влажная рука легла ему на запястье.
Снова стало темно. Крэнсон учащенно дышал, голос шел как бы издалека, хотя губы его были совсем рядом.
— А после?
— А после я устрою тебя на заднем сиденье, и мы смоемся отсюда.
Сильный жар, должно быть, придал мыслям раненого большую живость, так как он тут же спросил:
— А полицейские кордоны?
— Проскочим.
По тому, как захрустели шейные позвонки, Райнер понял, что Крэнсон покачал головой.
— Ты… ты поезжай, а меня оставь.
Райнер улыбнулся в темноте.
— Это невозможно, постарайся уснуть, через час я вернусь.
Он встал, не дожидаясь ответа, приподнял железный лист и вылез наружу.
Как только смолк звук его шагов, у Крэнсона иссякли силы, он не мог больше сдерживаться, и жалобный стон вырвался из его пересохшего рта.
Райнер знал, что через каждые двадцать метров стоит по фараону и что им отдан приказ стрелять в случае чего без предупреждения; он был наготове, но это не облегчало задачу.
Неожиданно, блеснув хромом, из-за угла показался полицейский «плимут».