Казаван разрешил питье, не спиртное, конечно, но несколько глотков он мог бы сделать и смочить себе горло; но в спешке они ничего с собой не захватили.
Райнер задумался. Через четырнадцать километров, перед тем как остаться один на один с горами, они подъедут к Спунсу, последнему жилому месту на их пути. Только там можно что-нибудь раздобыть.
— Потерпи пять минут, — сказал он, — и я дам тебе пить.
Крэнсон замолчал; ему казалось, что в горле у него расплавленная сталь, он сжал зубы. Если Райнер сказал, значит, через пять минут он что-нибудь достанет.
Райнер увидел свет уличных фонарей. Деревья располагались на голой равнине. Сбросив скорость, он поехал по единственной улице, одна сторона которой состояла из огромных стогов сена. Залаяли собаки; не выключая мотора, он остановился у края дороги.
Рядом со спортивной площадкой стояло невысокое строение, крытое рифленым железом; на доме висела табличка: «Кафе Е. У. Райса».
Райнер снял с предохранителя кольт и сунул его под куртку.
— Не высовывайся.
Он хлопнул дверцей, пересек улицу и вошел в бар, толкнув обе створки распашных дверей, какие обычно встречаются в подобных заведениях.
Внутри было серо от дыма и полно народу, человек двадцать минимум. На три четверти это были волонтеры, большинство из них еще не сняли патронташей.
Никто не взглянул на него. Он подошел к стойке, оттолкнул стакан и этим привлек внимание единственного официанта.
— Рюмку белого рома и бутылочку кока-колы, — сказал он.
Несколько человек повернулись в его сторону, но тут же возвратились к прерванным разговорам.
Райнер одним глотком выпил ром и расплатился. Все разговаривали очень громко, хвастаясь своими подвигами; почти все уже изрядно набрались.
Он оставил мелочь, взял бутылку и повернулся, направляясь к выходу. Было так тесно, что локтем задел стакан — один из тех, что стояли наполненными на стойке.
Все смолкло. В баре, секунду назад таком шумном, можно было услышать жужжание комара. Один из волонтеров с изрытым оспой лицом тяжело опустил руку на плечо Райнера. Тот не повел даже бровью."
Они сверлили друг друга взглядом. Глаза рябого напоминали по цвету бледную поганку; грудь его крест-накрест, как у бойцов армии Сапаты[10]
, перекрещивали пулеметные ленты.— Подними, — сказал он.
Все уставились на Райнера.
Он не шевельнулся, но в глазах его блеснула хитрая смешинка.
— Подними, — рявкнул рябой, — кому сказано!
Все раздвинулись, образовав вокруг них свободное пространство. Губы Райнера медленно зашевелились.
— Нет, — произнес он.
За его спиной раздался хриплый голос.
— Полегче, парень, здесь не любят чужаков, а деревья ничего не расскажут.
Через пятнадцать секунд они все всполошатся, и первый, кто выйдет отсюда, увидит Крэнсона в машине.
— Нет, — повторил Райнер, — поднимать я не стану.
Он выждал, сосчитав про себя до трех, и добавил:
— Я поступлю иначе: взамен предложу другой.
В толпе кто-то рассмеялся, остальные последовали его примеру.
Рябой, разжав руку, похлопал Райнера по плечу, уже дружески.
— Достойные слова, — подхватил он в тон, — полный стакан стоит большего, чем пустой. Мой отец всегда мне это говорил.
— Он дал вам прекрасное образование. Эй, хозяин, я всех угощаю.
Райнер швырнул десятидолларовую бумажку туда, где стояли наполненные стаканы, и направился к выходу.
Они расступились, чтобы пропустить его.
Он почти дошел до двери, но тут рябой окликнул его:
— Никогда не встречал тебя в этих краях.
— Я здесь проездом, — ответил Райнер.
Затуманенные ядовитой влагой глаза весело замигали, выражая дружеское расположение.
— Если будешь в Спунсе, спроси Майка.
Райнер медленно перевел взгляд с военных ботинок на толстый, с заклепками, ремень, затем на пулеметные ленты и, наконец, на изрытую оспой физиономию.
— Не исключено, — спокойно проговорил он. — Возможно, вскоре я нагряну к тебе.
Дверь за ним захлопнулась.
Почти тотчас в баре снова установился галдеж, а Крэнсон в машине, уже мчавшейся на полном ходу, припал иссохшими губами к горлышку бутылки.
Бэнкрофт смачно зевнул и уселся на бетонную перегородку между «барракудой» и «бентли». Прежде чем стать полицейским, он четыре года ишачил в гараже своего отца, в окрестностях Абилена. '
В те времена он разбирал по винтику старенькие «шевроле» и «форды» выпуска межвоенных лет; они принадлежали ребятам из их квартала, которые и сами приходили помочь ему отладить допотопное сцепление или поправить крыло или дверцы. Встречались колымаги, которые он чинил десятки раз, пока они не оказывались на свалке за бараком вместе с другими железяками.
Он зарабатывал себе на хлеб, подновляя корпуса и шины, но однажды это ему осточертело, и тогда Питер Бэнкрофт, сняв голубую промасленную спецовку, нацепил полицейскую форму.
И вот теперь по долгу службы он торчит здесь, среди машин, в новенькой форме и ждет, когда супермагнат Элфид сядет в свой «кадиллак» цвета позеленевшей бронзы, что стоит третьим слева, в среднем ряду.