Дольмен

– Телефон Жильдаса. – И тут же поправилась, с трудом выговаривая слова: – Он принадлежал ему. Мобильник был сильно поврежден во время падения, внутрь проникла морская вода, и все-таки можно попытаться восстановить сим-карту. Это очень срочно, Франк, – сказала Мари. – Свяжись с лабораторией и позвони, как только будет информация.

От Мари не укрылась тень сомнения, скользнувшая по его лицу.

– В чем дело, Франк?

– Я не знал, что расследование возглавляешь ты, – осторожно ответил он.

Карадек собирался что-то добавить, но в этот момент пронзительный гудок возвестил об отплытии парома. Мари попрощалась с коллегами и поспешила сойти на берег вслед за Жанной и братом. Не успела она с ними поравняться, как буквально в последнюю секунду на борт поднялся Кристиан. Мари поразило его искаженное горем лицо. Часом раньше она несколько раз ему звонила, но связи с ним не было.

– Провожу Жильдаса до Бреста, – только и сказал он, торопливо скользнув губами по ее щеке. Раздался второй гудок, последний.

Минутой позже Мари осознала, что жених не предложил ей отправиться вместе с ним.

* * *

На причале образовалась толпа. В порту не собиралось столько народу с последнего Дня ракушек святого Иакова. ^[7]Жители острова оставили привычные занятия не только ради прощания с соотечественником: каждый хотел выразить свое неодобрение Мари, посмевшей пренебречь бретонским обычаем. Рабочие судоверфи, фаянсовой фабрики и лабораторий, простые рыбаки и завсегдатаи бара – все смотрели на нее с откровенной враждебностью. В первых рядах стояли Жанна и Лойк, семейство Ле Биан и Ив Перек. Чуть подальше – Риан и Анна Бреа, которой писатель принес извинения за ссору на вечеринке. Девушка казалась подавленной, но приняла их благосклонно.

Вопреки обыкновению Керсены на этот раз были вместе с народом, хотя и не снизошли до того, чтобы выйти из лимузина, припаркованного в отдалении.

Одна против всех. Я видел – она закусила губу, чтобы не сорваться на крик. Уроженка Ланд понимала гнев каждого. Мари Кермер оплакивала смерть брата. Но офицер судебной полиции стремилась узнать, кто его убил. И кто воскресил мрачное прошлое острова, обагрив кровью менгир.

Вот уж не мог я предположить, что расчувствуюсь при виде ее почерневшего от скорби лица. Я не сомневался, что она хлебнет горя сполна, но мог ли я знать, что ее страдание отзовется во мне почти непереносимой болью?

Тщетно пыталась она пробиться сквозь стену ненависти, и тогда лицо ее озарила мрачная решимость.

– Правду я узнаю – с вами или без вас. В последнем случае мне понадобится чуть больше времени.

Какого черта я дал волю чувствам? Отчего на мгновение поверил, что она – невинная жертва? Зачем проникся к ней жалостью? Поставим точку. Прежде всего она полицейский. Мерзкий полицейский.

Холодным взглядом я продолжал за ней наблюдать.

– Вместо того чтобы судить меня, помогите!

Невольно глаза мои остановились на тех, кто действительно мог помочь, но поклялся хранить тайну до самой смерти. Никогда они не были так близки к ней, как сейчас.

Паром давно отчалил, когда Пьер-Мари де Керсен вылез наконец из автомобиля и подошел к Кермерам, чтобы выразить им свои соболезнования. Он с чувством обнял Жанну – единственную из взрослых, питавшую к нему искреннюю привязанность в далекие времена его детства, и пожал руку Лойку.

– Если захотите посоветоваться насчет судоверфи, без колебаний обращайтесь к нам.

– Спасибо, ею занимается Кристиан, – сухо поблагодарил тот.

Пи Эм не стал настаивать и показал в сторону лимузина, в задней части которого за полуопущенным стеклом окна вырисовывался орлиный профиль Артюса.

– Отец просит прощения, но сегодня из-за мучительного артроза он не в состоянии двигаться.

Старик приподнял край черной шляпы, делая приветственный знак Жанне.

Ивонна Ле Биан не упустила ни крошки из этой сцены.

– Стервятники! Держу пари, что они нацелились на верфь, – цинично заметила она, наклоняясь к дочери.