Дольмен

От неожиданности Мари вздрогнула. Обернувшись, она встретилась взглядом с Рианом. Писатель ответил на вопрос, который она только собиралась ему задать.

– Вчерашним вечером я прогуливался по таможенной тропинке, но никого не встретил, если не считать Пьеррика Ле Биана, который бродил возле менгиров, странно жестикулируя.

Мари машинально посмотрела вслед Пьеррику, удалявшемуся неровной, подпрыгивающей походкой с мотком тряпок под мышкой, потом вновь перевела взгляд на Риана.

– Раз вы заговорили о полнолунии, – заметила она, внимательно следя за его лицом, – значит, вам известна легенда о береговых разбойниках?

– Более того, из-за нее я и приехал сюда, – ответил писатель. – Она легла в основу моего следующего романа. По легенде…

– …в полнолуние менгиры обагряются кровью убиенных, – прервала его Мари. – Скажите, вы верите в сверхъестественное?

– Здесь все в это верят, – уклончиво ответил он. – А вы нет?

– Ответьте прямо: вы тоже думаете, что трагедия как-то связана с моим возвращением на остров?

Откровеннее некуда. Риан сразу почувствовал к ней симпатию. Он предпочел бы выразить сожаление, что не сдержался и повздорил вчера с Жильдасом, но интуиция ему подсказывала: от него ждут вовсе не извинений.

– Я убежден, что на знаки стоит обращать внимание. В них всегда заключен какой-то смысл.

Мари охватила дрожь. Это было почти слово в слово то, что накануне сказал ей Жильдас. До самой смерти она не простит себе, что тогда его не послушалась.

Прежде чем уйти, Риан рассказал ей, что в кустах, на полпути от менгиров до маяка, он заметил браслет. На случай если это важно – он до него не дотрагивался, но смог бы показать место. Мари отправилась туда вместе с ним, бросив последний взгляд на продолжавший кровоточить менгир.

Позже анализ подтвердит ее худшие опасения.

Это была кровь Жильдаса.

Кровь появилась на менгире через несколько часов после его смерти.

* * *

– Твой брат нас оставил, а ты ничего лучше не придумала, как по-прежнему строить из себя полицейского! Берегись, дочка! Тот, кто имеет дело со злом, притягивает его к себе.

У Мари перехватило дыхание. Она-то пришла к матери, чтобы разделить с ней горе, но Жанна отвернулась от нее, как только узнала о решении дочери отправить тело Жильдаса в Брест. С тех пор с лица Жанны не сходило выражение недовольства. Оно напоминало маску.

Старый рыбацкий домик, куда снова вернулась семья Кермер, поскольку оставаться в отеле, подготовленном для несостоявшейся свадьбы, всем было тяжело, стоял на окраине, возле самого порта, и потому счастливо избежал волны перекраски фасадов, за которую мэрия проголосовала в прошлом году.

Ветхие стены за все время своего существования еще не были свидетелями столь серьезного разлада в семействе. Даже когда Мари объявила родителям, что она уже записалась в школу полиции.

Что случилось с близкими Мари, которых она так любила? Только горем невозможно было объяснить ярость и гнев, вспыхнувшие на семейном совете, когда домочадцы узнали о ее решении отослать тело Жильдаса на медицинскую экспертизу.

– Я обратилась к начальству с просьбой заняться расследованием и на какое-то время отложить отпуск.

Им незачем было знать, что Лефлот, начальник региональной службы судебной полиции, сразу согласия не дал, а доложил о ее рапорте прокурору Бреста Дантеку.

– Что значит «на какое-то время»? – произнес Кристиан с мягкостью в голосе, не предвещавшей ничего хорошего. – Вынужден напомнить, что в конце недели мы отправляемся в Англию. Трансатлантические гонки не так легко перенести, как свадьбу!

Обвинение жениха прозвучало как пощечина, однако именно жестокость Лайка ранила ее до глубины души.

– Не сомневайся, дружище, суперагент Мари Кермер докопается до истины в два счета. Верно, сестрица?

С сердцем, полным горечи, она постаралась переключить внимание на предметы, стоявшие на полках в низенькой гостиной. Здесь, среди этих безделушек, прошло детство Мари. Историю любой из них она знала наизусть. «Каждой вещи – свое место», – повторяла Жанна, когда бывала в хорошем настроении. С тех пор ничего не изменилось.

И в то же время изменилось абсолютно все.

Ее потерянный взгляд остановился на Жанне с молчаливым укором. Жильдас был ее первенец, ее любимец, тот, кого она опекала больше, чем остальных, потому что он так и не обзавелся женой, которая могла бы о нем позаботиться. Неужели матери не хочется узнать, кто его у нее отнял?

Потом Мари перевела взгляд на брата, который старательно крошил кусочек сахара на клеенке. В ней поднялась волна гнева, родившаяся из непонимания.

– Что же, Лойк? – глухо проговорила она. – Ты говорил, что Жильдас для тебя больше чем брат. Неужели не хочешь узнать, почему на менгире кровь твоего брата? И кто автор найденной в его руке записки?

Лойк резко поднялся, опрокинув стул.

– Жильдаса все любили! Никто из жителей острова не мог причинить ему зла! И ничего другого я не хочу знать. А если ты в этом сомневаешься, значит, окончательно сошла с ума! – И он ушел, хлопнув дверью.