Долой оружие!

– Ах, я вовсе не про то. Но твое обращение с этим гусаром было неприлично. Разве можно так прижиматься к своему кавалеру во время танцев и заглядывать прямо в глаза мужчине?

Мои щеки зарделись ярким румянцем. Неужели я вела себя нескромно? Неужели "несравненный" получил обо мне дурное мнение?

Однако я имела случай успокоиться на этот счет еще во время бала. После ужина, граф пригласил меня на вальс и шепнул мне на ухо:

– Выслушайте меня… я не могу иначе… вы должны узнать… непременно сегодня же: я люблю вас.

Эти слова звучали очень приятно в своем роде, и сладко взволновали меня, не хуже знаменитых "голосов" Иоанны д'Арк… Но, продолжая танцевать, я, разумеется, не могла ничего ответить. Он, вероятно, понял это, потому что остановился. Теперь мы стояли с ним в пустом углу залы, где нас никто не мог слышать.

– Скажите, графиня, на что я могу надеяться?

– Я вас не понимаю, – схитрила я.

– Пожалуй, вы не верите "в любовь с первого взгляда?" Я сам до настоящей минуты считал ее вздором, но сегодня убедился на деле, что она действительно существуете.

Как шибко билось у меня сердце. Однако я молчала.

– Будь, что будет, – продолжал Доцки, – я ставлю на карту все, что мне дорого… Вы или никто! От вас зависит решение моей судьбы, в ваших руках мое счастье или смерть… потому что без вас я не могу и не хочу жить… Говорите же: согласны вы быть моею?

На такой прямой вопрос было необходимо что-нибудь сказать. Я придумывала уклончивый ответь, который, не отнимая надежды у графа, все-таки поддержал бы мое достоинство, но, вместо того, только могла прошептать дрожащим голосом еле слышное: "да".

– Следовательно, я могу иметь честь завтра же просить вашей руки у вашей тетушки, а потом написать графу Альтгаузу?

Снова последовало лаконическое "да", однако на этот раз уже несколько тверже.

– О, я счастливец! Значит, тоже с первого взгляда? Ты любишь меня?

Тут я ответила только глазами, но они, наверно, как нельзя понятнее сказали: "люблю!"

III.

Наша свадьба была отпразднована в тот день, когда мне минуло восемнадцать лет, но предварительно состоялось мое вступление в свет, и я была представлена императрице в качестве "невесты". После обряда венчания мы отправились путешествовать по Италии, так как Арно выхлопотал себе продолжительный отпуск. О его выходе в отставку у нас не было и речи. Хотя мы оба имели порядочные средства, но мой муж любил свое военное звание, и я сочувствовала ему. Я гордилась моим красивым гусаром и с удовольствием думала о том времени, когда его произведут в ротмистры, потом в полковники, а там сделают и генералом. Кто знает, может быть, ему предстоит выдающаяся карьера, и он сделается великим полководцем, обессмертит свое имя на славных страницах отечественной истории.

Теперь мне очень жаль, что в красных тетрадках не говорится ничего о счастливом времени со дня помолвки до свадьбы и о первых неделях моего супружества. Конечно, блаженство и радости тех дней пронеслись бы так же быстро, развеялись прахом и канули в вечность, если б я и занесла их на страницы моего дневника, но тогда между заветными листами сохранилось бы, но крайней мере, их светлое отражение. Но, нет, для своих горестей я не находила достаточно жалоб, многоточий и восклицательных знаков; печальные эпизоды, грустные чувства я считала нужным тщательно поведать как современникам, так и потомству, но счастливыми часами наслаждалась молча. Счастье не внушало мне гордости, и потому я не поверяла его никому, даже своему дневнику; только в страданьях и тоске видела я нечто в роде заслуги и носилась с ними. Все тяжелые периоды моей жизни описаны мною с удивительной яркостью, тогда как в счастливые времена я не заглядывала в красные тетрадки. Ужасно глупо! Я поступала как человек, который, желая принести что-нибудь домой на память об интересной экскурсии, собирал бы по дороге только одно некрасивое и наполнял бы свою жестянку для ботанизирования – репейником, колючками, червями, жабами, оставив без внимания цветы и мотыльков.