Долой оружие!

Под утро мои заплаканные глаза сомкнулись от усталости. Легкая дремота одолевала нас обоих. Крепко обнявшись, лежали мы рядом, не утрачивая однако сознания, что час разлуки близок.

Вдруг я вскочила с громким стоном.

Фридрих быстро поднялся.

— Ради Бога, Марта, что с тобою? Неужели? Говори же! Но нет… не может быть.

Я утвердительно кивнула головой.

С его губ сорвался мучительный крик. Выло ли то проклятие, или молитва, трудно сказать. Он позвонил, что было силы, и поднял на ноги весь дом.

— Скорее за доктором, за акушеркой! — приказал Фридрих вбежавшей горничной. Потом он бросился на колени возле постели и припал губами к моей беспомощно свесившейся руке.

— Жена моя, бесценное сокровище!.. И теперь, в такую минуту я должен уехать!

Я не могла говорить. Сильнейшая физическая боль, какую только можно себе представить, крутила и корчила мое тело, при чем душевная пытка обострялась еще сильнее. «Он должен уехать как раз теперь!» И я хорошо понимала, чего это стоило ему.

Вскоре явились доктор и акушерка, и тотчас принялись ухаживать за мною. В то же время Фридриху пришлось доканчивать свои сборы в поход. Покончив с укладкой вещей, он вернулся в спальню и, схватив врача за руки, заговорил умоляющим тоном:

— Доктор, доктор, обещайте мне спасти ее! А потом прошу вас, телеграфируйте мне туда-то и туда-то. — Он назвал станции, которые им приходилось проезжать. — Ведь вы обещаете, не так ли?… А если б положение больной сделалось опасным… Но, впрочем, что ж из этого? — с отчаянием прервал себя Фридрих. — Даже в случае крайней опасности я все-таки не могу вернуться.

— Да, вам должно быть тяжело, барон, — отвечал доктор. — Но успокойтесь, — пациентка молода и сильна… Сегодня к вечеру, надеюсь, все кончится благополучно, и вы получите успокоительный депеши.

— Вы, конечно, будете посылать мне благоприятные известия, так как я, несмотря ни на что, должен продолжать свой путь… — с горечью возразил мой муж. — Но я хочу знать всю правду! Слышите, доктор, я требую, чтобы вы дали честное слово, нерушимую клятву чести сообщить мне всю истину без смягчений. Только на этом условии успокоительные известия могут действительно успокоить меня, иначе я ничему не поверю. Итак поклянитесь мне!

Врач охотно дал требуемое обещание.

«О, мой бедный, бедный муж!» — Эта мысль вонзилась мне в сердце, как острый нож. — «Пожалуй, ты сегодня же узнаешь, что твоя Марта умирает, но тебе нельзя будет вернуться закрыть ей глаза… Тебя ждет более важное дело — поддержание прав Аугустенбурга, которого нужно посадить на герцогский трон». — Фридрих! — произнесла я вслух.

Он бросился ко мне.

Тут как раз пробили часы. Нам оставалось еще несколько свободных минут перед разлукой, но и те были отняты у нас: со мной опять сделался приступ невыносимых болей, так что вместо слов прощанья я могла только охать.

— Уходите, барон, — вмешался доктор. — Лучше скорее прервать тяжелую сцену. Всякое волнение опасно для больной.

Фридрих наскоро поцеловал меня и опрометью выбежал из спальни. Мои громкие стоны и последнее слово доктора: «опасно» напутствовали его.

Каково было ему выступать в поход! Что таил он на душе, в эти горькие минуты? А, между тем, на другой день в местной газете появилась такая заметка о выступлении драгун из Ольмюца:

«Вчера — ский драгунский полк, при громе музыки и с развернутыми знаменами, выступил из нашего города, чтобы завоевать себе свежие лавры в опоясанной морем братской стране. В рядах войска было заметно радостное воодушевление; лица военных пылали отвагой, глаза блестели нетерпением скорее отличиться, потешить молодецкую удаль и т. п…»

VI

Перед своим отъездом мой муж успел еще телеграфировать тетке о том, что я нуждаюсь в ее уходе, и, несколько часов спустя, она приехала к нам. Добрая старушка нашла меня без сознания и в большой опасности. Много недель провела я между жизнью и смертью.

Ребенок мой умер в тот же день, как родился. Душевное потрясение не прошло мне даром. Мой организм ослабел как раз в такое время, когда ему было нужно собрать все силы для того, чтобы преодолеть жестокие физические страдания и вынести страшное напряжение. Одним словом, еще немного — и меня бы не стало.