Долорес Клейборн

– Если вы еще раз скажете, что вам жаль, я вам так наподдам в задницу, что у вас горб вырастет, – говорю, да только бояться ему было нечего. В ту минуту у меня силенок не хватило бы пнуть пивную банку через дорогу. – Скажите мне только одно, и я от вас отстану. Деньги истрачены?

– Откуда мне может быть это известно? – спрашивает он таким возмущенным голоском, будто я пообещала показать ему свою, если он мне покажет свой.

– С этим банком, – говорю, – Джо дело имел всю свою жизнь. – Он мог бы съездить в Мейкьяс или Колумбия-Фоллс и выбрать какой-нибудь тамошний банк, но он этого не сделал – слишком уж он тупой, ленивый и не любит ничего менять. Нет, либо он запихнул их в пару банок и закопал, либо сюда же назад и положил. Вот это я и хочу узнать: открыл мой муж у вас новый счет в последние два месяца? (Только, Энди, было-то это не «я хочу», а «мне необходимо знать». Оттого, что он меня надул, меня прямо затошнило, и очень скверно мне стало, но меня просто убивала мысль, что вдруг он их где-нибудь уже просрал.)

– Открыл ли он… Тайна вкладов нерушима! – говорит он, да так, будто я обещала потрогать евонный, если он потрогает мою.

– А-а! – говорю. – Так я и думала. Я прошу вас нарушить правило. На вас только взглянуть – и видно, что вы не часто такое допускаете. Видно, что вам это поперек горла встает. Но, это же деньги моих детей, мистер Пийз, а он соврал, чтоб их прикарманить. Вы же знаете – доказательство-то вот оно, у вас на столе. И от вранья ему толку бы не было, если бы у этого банка – вашего банка! – хватило бы любезности на один-единственный телефонный звонок.

Он откашливается и заводит свое:

– Мы не обязаны…

– Да знаю я, что вы не обязаны, – говорю. Так мне хотелось ухватить его за шиворот и встряхнуть хорошенько! Но я понимала, что толку от этого не будет – не такой это человек. Да и мама всегда повторяла, что на мед куда больше мух поймаешь, чем на уксус, и я давно убедилась, что оно так и есть. – Я знаю, но подумайте, от какого горя и мучений вы б меня избавили этим звонком! И если вы захотели бы хоть немножко поправить дело – не потому, что должны, а потому, что захотели, – то, пожалуйста, скажите мне, открыл ли он здесь новый счет или мне надо начинать рыть землю вокруг моего дома. Ну, пожалуйста! А я никому про это не скажу. Господом Богом клянусь!

Сидит смотрит на меня и барабанит пальцами по трем этим зеленым листам. Ногти чистые, ухоженные, словно бы он маникюр у профессионала делал – только навряд ли, говорим-то мы о Джонспорте в шестьдесят втором году. Думается, их ему жена в порядок приводила. И чистенькие эти ногти глухо так постукивали, когда опускались на бумагу, и я подумала: ничего он для меня не сделает, не такой он человек. Какое ему дело до жителей острова и их бед? Задница у него хорошо защищена, а на остальное ему плевать.

Ну и когда он заговорил, мне стыдно стало из-за всего, что я о мужчинах вообще думала, а о нем – особо.

– Я не могу выяснить этот вопрос, пока вы сидите тут, миссис Сент-Джордж, – говорит он. – Почему бы вам не пойти в «Веселый буек» и не выпить чашечку кофе со сдобой? По вашему лицу видно, что вам не помешает подкрепиться. Я присоединюсь к вам через четверть часа… точнее, через полчаса.

– Спасибо, – говорю. – Огромное вам спасибо.

Он вздохнул и начал собирать листы.

– Я, видимо, начинаю с ума сходить, – сказал он и нервно так усмехнулся.

– Нет, – говорю я ему. – Вы помогаете женщине, которой нигде больше помощи не найти.

– Помогать несчастным красавицам всегда было моей слабостью, – говорит он. – Дайте мне полчаса, а может быть, и чуть больше.

– Но вы придете?

– Да, – говорит он. – Приду.

И пришел. Правда, не через полчаса, а почти через сорок пять минут, и когда он наконец вошел в «Буек», я уж уверилась, что он для меня палец о палец не ударит. А тут мне по его лицу показалось, что ничего хорошего я от него не услышу. Так он выглядел.

Он постоял в дверях, осмотрелся, нет ли в кафе кого-нибудь, кто мог бы ему неприятность устроить, если б увидал нас вместе после бучи, которую я подняла в банке. Потом подошел к угловой нише, где я сидела, проскользнул за столик напротив меня и сказал:

– Они все еще в банке. Во всяком случае, значительная часть. Почти три тысячи долларов.

– Слава тебе, Господи, – говорю.

– Это, – говорит он, – хорошая сторона. А плохо то, что новый счет открыт только на его имя.

– Ну а как же! – говорю. – Он же не давал мне новой сберегательной книжки, чтоб я в ней расписалась. Я б тогда сразу поняла, что он затеял, верно?

– Многие женщины ни о чем не догадались бы, – говорит он, откашлялся, подергал галстук и быстро оглянулся на дверь, кто это колокольчиком звякнул. – Многие женщины без разговора подписывают все, что им дают подписать мужья.

– Ну, я не многие, – отвечаю.

– Я уже заметил, – говорит он, суховато так. – В любом случае я исполнил вашу просьбу, и мне необходимо вернуться в банк. Очень сожалею, что у меня нет времени выпить с вами кофе.

– Знаете, – говорю, – вот этому мне что-то не верится.