Должники

– Господи, Аренова, ну почему тебе надо все разжевывать? Это же новогодний бал, у тебя такие красивые романсы, – брала реванш за путаницу в собственных мыслях жена замполита. – Может, к нам приедут гости из штаба округа. А ты, что, будешь перед публикой голыми коленками сверкать?

– Очень симпатичные коленки, – ухмыльнулся чтец, сержант Заволокин. – Почему не посверкать? – Юрия забрили в армию из театрального вуза. Будущему актеру оставалось служить в полку всего-ничего, поэтому иногда он позволял себе говорить то, что думал.

– Молчать! Не забывайся, Заволокин. И не хами, тебе это не к лицу. Интеллигентный человек не может быть хамом и циником.

Сержант незаметно подмигнул притихшим «артистам».

– Так то ж интеллигентный, Клавдия Семеновна. А кроме вас и, может быть, Антонины я тут таких не вижу.

Самозваный худрук неожиданно улыбнулась.

– Наглец ты, Заволокин. Попомни мои слова: еще не раз будешь наш полк вспоминать и благодарить судьбу, что служил в авиации. В пехоте за твой поганый язык тебя бы давно с дерьмом смешали.

– А в стройбате – с цементом? Здорово! Был бы я тогда фундаментом на чьей-нибудь генеральской даче и горя не знал.

Жена замполита недобро прищурилась.

– Думаешь, если осталось служить четыре месяца, так нельзя подпортить твою биографию?

– Никак нет, товарищ художественный руководитель! Я ничего не думаю: разучился.

«Аудитория» с преувеличенным интересом разглядывала свои ногти и портреты вождей на стене.

– Ладно, умник, свободен. Иди, учи «Буревестник». У тебя в двух местах сбой был. Все, репетиция закончена, – поспешила добавить худрук, пресекая новую попытку смутьяна открыть рот. – И прошу завтра не опаздывать, концерт начинаем ровно в восемь. Нехорошо заставлять зрителей ждать. А вы, Аренова, платье постарайтесь достать, – снова сбилась Клавдия Семеновна, замороченная перепалкой с наглым сержантом.

…Вместо гуся пришлось заняться концертным нарядом, замена пришлась по душе. События последних дней компенсировали Тоне Ареновой ту бессонную ночь и обиду на мужа за несправедливый упрек. Разве она не относится с уважением к его службе? Не гордится, что Аренов не просто военный – офицер авиации, а значит все вдвойне: и ответственность, и храбрость, и героизм. Да разве возможно представить в ее жизни кого-то другого: инженера, бухгалтера, даже артиста? Гражданского слизняка, который едва сводит концы с концами, корпит в одной должности до пенсии, а дом взваливает на плечи жены. Тонечка мысленно содрогнулась от такой перспективы и аккуратно расправила свой портновский шедевр: за безукоризненное качество поручиться, конечно, трудно, но за оригинальность – наверняка. Спасибо жене замполита: никогда раньше преподаватель пения не подозревала в себе таланта швеи. На гобеленовом покрывале лежало длинное платье. Полупрозрачный серебристый лиф с собранными, как на древнегреческих туниках, плечами, узкая юбка, струящийся блестящий подол – не платье, мечта, сотворенная из допотопного шарфа, старой завалящей юбчонки и полутора метров подкладочной ткани из серой шелковой саржи. Довольная собой, портниха воткнула иголку в нитки, вскочила с кровати, нетерпеливо скинула с себя домашний халат.

В зеркало смотрелась прекрасная незнакомка – таких рисуют художники и снимают кинорежиссеры. От восторга у Тонечки перехватило дыхание: сказать, что это красиво – значит, ничего не сказать. Она вгляделась в свое отражение: только хвост на затылке подтверждал, что перед ней – зеркальная Антонина Аренова. Для совершенства образа не доставало пары пустяков, которые, должно быть, валялись в шкатулке. Тоня порылась в галантерейной мелочевке, нашла шпильки, распустила легкомысленный хвост, заколола на макушке волосы. Одна прядь выскользнула из пучка и спустилась ужом по шее. Тонечка досадливо поморщилась, подхватила непослушный локон.

– Не трогай!

От неожиданности она вздрогнула и резко обернулась.

– Господи, как ты меня напугал!

– Не трогай ничего, – повторил Саша, – пусть будет так.

– Тебе нравится? Сама шила, – похвасталась швея.

– Очень, – было очевидно, что на платье ему плевать. – Ты – просто красавица, – в серых глазах вспыхнули огоньки, от которых на Тонечку полыхнуло жаром.

Она сделала шаг навстречу и вдруг заметила за спиной мужа знакомую голову в дверной щели. У хозяйки разом испортилось настроение: любой гость сейчас бы только мешал, особенно этот.

– Привет, – улыбнулся Олег. – Прошу извинить за вторжение. Я понимаю, что принимать гостей тридцатого декабря да еще незваных, для любой хозяйки – пытка. Но все претензии – к твоему мужу, это он меня затащил.

– Тонь, сообразишь что-нибудь? Мы голодные, как звери! Но у нас все с собой, – поспешил добавить легкомысленный хозяин, – ты только по тарелкам раскидай. Между прочим, некоторые уже вовсю празднуют, а нам, что, нельзя?

– Кто празднует?

– Да почти весь город! Народ еще на прошлой неделе гулял, – весело просветил муж, перехватывая у приятеля раздутые сумки.