Должница

Трудно поверить, что совершенно непоколебимое спокойствие может быть в считанные секунды нарушено неожиданным капризом разбушевавшейся стихии. Еще несколько минут назад притихший, ослепительно белый парковый лес, лишь подернутый инеем, казался сказочной неподвижной картинкой, нарисованной на фоне сгущающихся ночных сумерек, окутанный легкой, перламутровой дымкой инея. И вдруг край неба, с горизонта, начинает быстро темнеть, игра мрачных теней превращает совершенный пейзаж в подобие старого черно-белого фотоснимка, а затем наливает его сумрачным свинцом надвигающейся бури…

Заснеженные деревья словно замерли в ожидании.

В этот, минутный порыв, природа так обворожительно красива, привлекая внимание особой, трепетной совершенностью, подчеркнутой тревожной тишиной и неподвижностью пейзажа. Трудно точно определить мгновение, когда тревожное ожидание переходит в нарастающее волнение: ветви деревьев начинают нервно подрагивать под первыми резкими порывами колючего, обжигающего ветра, с каждой секундой их колебания нарастают, по снежному ковру змеится плотная, быстрая поземка…

Подняв взгляд к небу, я вижу, что от безмятежной бескрайней красоты не осталось уже и следа, а вместо нее, над землей, повисло низкое брюхо сплошной серой тучи, будто пуховой периной накрывшей нашу непривлекательную реальность.

Жутко!

Рваными порывами ветра меня почти сдергивает с дороги, но я продолжаю стойко сносить разыгравшуюся стихию. Легче тут, снаружи, чем там, с ним, в интимном салоне машины, внутри…

Мое бездействие как будто еще больше провоцирует непогоду!

Горизонт почти встает плотной стеной надвигающегося бурана. Первые чуть слышные завывания метели нарушают повисшую в воздухе тишину, порывы ветра усиливаются, и вот уже хоровод крупных хлопьев снега окутывает весь окружающий пейзаж, превращая его в непроглядную движущуюся массу. Нет больше деревьев рядом с дорогой, нет неба и земли, остался лишь круговорот метели, поглотивший привычные цвета и звуки. Теперь вокруг нас только хаос белых вихрей, а единственно слышными звуками становятся свист и бередящие душу завывания ветра.

Сквозь круговерть хлопьев снега, вижу, как открывается водительская дверь машины, прикрываю глаза, слышу только резкий, полный раздражения хлопок дверцы, через доли секунды чувствуя грубый рывок в сторону автомобиля.

Закрытая от беспощадного ветра мощной спиной, слышу, как зло рычит мне в ухо:

— Хочешь уйти? Уйдешь! Только после того, как отработаешь ранее оговоренный срок! Сколько там осталось?! Десять дней? Вот десять и пересчитаешь! Не минутой меньше. А потом, можешь идти вон! — жестко перехватив за предплечье, подвел меня к машине, открывая дверцу и резко ссаживая меня внутрь, следом бесцеремонно закидывая в салон мою скромную сумку.

Обойдя автомобиль со стороны капота, еще пару секунд оставался снаружи, наедине с бушующей стихией…

Щелчок замка… Открыв водительскую дверцу сел, раздраженно прихлопывая ее за собой, нажимая на старт, вдавливая педаль газа в пол. Злость щелкает, в интимном пространстве салона, не найдя выход, словно ток, обнажая высокое напряжение между нами. Каждый такой щелчок и я вздрагиваю, боясь даже смотреть на его идеальный источник.

Молчу, потому, что оправданий нет…

Молчит, потому, что с трудом сдерживает ярость…

Взглянув на него, в отражение зеркала заднего вида, отчетливо увидела пульсирующую ямочку злости на левой щеке — термометр его крайнего бешенства.

Сотни метров, которые я прошла — пролетели за секунды. Завернув во двор, резко притормозил, останавливая машину, поворачиваясь ко мне, без слов кивая в сторону дома. Поняла без слов. Щелкая дверной ручкой, но была остановлена ледяным голосом:

— Не зли меня больше, чем есть. Не пытайся уйти. Десять дней — мои. Ты поняла?

Я молча кивнула, выходя из машины, только сейчас понимая крайнюю степень обиды, которую нанесла Сереже.

— Хочешь так, попробуем по твоему…

Услышала вскользь, вместе со свистом шин, сглатывая вполне заслуженную резкость.

* * *

Полночь…

Час… Второй, третий…

Его нет. Я ждала Сережиного прихода здесь, в гостиной на диване, привычно укрывшись пледом. Только зайдя домой, я почувствовала всю глупость совершенного мной поступка. Метель за окном продолжала бушевать, подсказывая мне о моем безрассудстве, каждый раз, с новым порывом ветра, беспощадно бьющего в окна, причитая о моем неразумии, всхлипывая, напоминая о ребячестве. Все поняла, поэтому ждала, желая объясниться…

Услышав шелест шин подъезжающей машины, встрепенулась, присев на диване, спуская ноги на пол.

Женский смех услышала сразу. Вместе со вторящим ему мужским…

Впервые так больно от увиденного!