Должность во Вселенной

И блуждают, кружат между холмов и друг возле друга размытые фиолетовые смерчи – внизу пошире, вверху поуже – в форме гиперболоидов вращения. Одни вырастают, другие оседают, растекаются, затем снова набирают размеры, уносятся вдаль между холмов… Что это: существа? Атмосферное явление? Сами ли они размыты – или недотянул в резкости автомат? Какие масштабы, каково сближение по времени?… Ничего нельзя определить в длившемся считанные секунды видении.

В персептрон ввели целевое уточнение, что туманно-пылевые смерчи «не то», что искать их не надо.

…Планета с сильным тепловым излучением и мутнеющей атмосферой: блуждают по накрененной серой равнине огни – большей частью локальные, подобные кострам, но местами извиваются между ними огненные змеи. Огни вспыхивают и тускнеют в общем сложном ритме – и так же согласно меняют цвет от сине-зеленого до оранжевого. Кто знает, истинные ли это цвета да и вообще огни ли это – может, смещенные в видеоспектр источники тепла? Невозможно определить размеры их, темп движений – потому что ничто на равнине не годилось в эталоны. Огоньки приближались к ветвистым серым предметам, охватывали их, ярко разгорались – так, что освещали черный извилистый след за собой – неслись дальше. В перспективе все складывалось в плоское роение огненных мошек.

– Строго говоря, – сказал Любарский, когда смотрели и осмысливали эту пленку, – горение такой же окислительный процесс, как и пищеварение. И там, и там важны калории.

– А мышление тоже окислительный процесс?! – раздраженно повернулся к нему Корнев.

– М-м… не знаю, – астрофизик был ошарашен, что его мнение приняли с таким сердцем, – не думаю…

– Конечно, Александр Иванович, – подал голос Миша Панкратов. – Творческое горение. Синим светом, ярким пламенем. Об этом все газеты пишут.

– А, да поди ты, трепач! – с досадой пробормотал главный. Персептрону откорректировали, что и это – «не то».

…и была удача: После четвертой звездной пульсации, которая сформировала на планете землеподобные условия, прояснилась на несколько тысячелетий атмосфера над живописно менявшим краски, богатым растительностью и водоемами материком. Сближение, наводка пространственных линз, замедление во времени – и камера запечатлела какое-то существо. Среди зарослей чего-то. Резкость была недостаточна, чтобы разглядеть его формы: что-то продолговатое, серое, параллельное почве, сужающееся спереди и сзади, слегка изгибающееся при поворотах и остановках в своем движении; и еще раздвигало оно боками расплывчатые сизые заросли… Тем не менее это было свое, понятное, родное живое существо. Живое во всех чувствуемых с дразнящей очевидностью признаках, кои невозможно выразить ни ясными словами, ни тем более командами для автомата. И Галактики имели вид живого в определенных режимах наблюдения, двигались, меняли формы; и планеты, звезды, материки, горные хребты, моря… но у них это было просто так. А у расплывчатого не то кабанчика, не то крокодила не просто так: существо явно куда-то стремилось, что-то искало, чего-то или кого-то остерегалось, останавливаясь и поводя по сторонам передней частью; оно двигалось по своим делам, обнаруживало невыразимое при всей своей интуитивной понятностицелесообразное поведение. Здесь между наблюдателями и наблюдаемым возникал какой-то эмоциональный резонанс.

Персептрону намекнули клавишами дисплея, что это «то». Улов стал попадаться чаще: