В первом часу ночи Варфоломей Дормидонтович перебрался в павильон. Под полосу хорошего звездного неба в просвете его раздвинутой крыши. Фантом в ней был заметен невооруженным глазом, теперь он в Драконе, близко от Малой Медведицы и Полярной звезды.
Сейчас Любарский сосредотачивался, собирался, сводил в уме вместе прежние наблюдения картин вхождения М31 во что-то – с последующим исчезновением. То, что это вхождение в К-пространство, он голову мог дать на отсечение. Признаков было несколько:
– фантом снова деформировался, вытягивался, белел;
– то, к чему он приближался, обнаружило себя ускоренными вспышками сверхновых: ярко-голубыми точечками;
– подобные вспышки давал фантом, и именно в части своей, что наиболее близка к
Невозможно, немыслимо в двадцатидюймовый телескоп, да еще визуально, увидеть звезды другой галактики, удаленные на два миллиона световых лет. Только взрывы их.
И там, в сотнях килопарсеков – но благодаря фантомному игольчатому информационному лучу как будто здесь и сейчас, – взрывались звезды. Намного чаще обычного. Астрофизик Любарский, для которого далекие точки звезд были зачастую большей реальностью, чем окрестный мир, хорошо представлял, что там творится.
Вспышки сверхновых – звездный взрыв непредставимой силы, при котором звезда короткое время светит ярче миллиардов окрестных спокойных. Порой как целая галактика. Если около нее планеты, они сгорают, как мошки над костром.
Но сейчас это наиболее занимало его в свете собственного доклада.
«И не только! – поправил себя Варфоломей Дормидонтович. После истории с Луной он стал уважать свою интуицию. – Мы ли делаем, с нами ли… но за этим что-то есть. Ведь подсказывала же интуиция-Вселенная, когда замахнулись на ночное светило, о приливных явлениях. Шепотком. Намекала: неладно делаете».
Теперь интуиция что-то нашептывала о вспышках. «Вижу искорку – но ведь это там чье-то солнце взорвалось. Но мы-то в этом никак не участвуем?.. Почему же тревожно?»
Новые и сверхновые звезды… И в МВ они их наблюдали частенько. Особенно на завершающей стадии шторм-циклов, под занавес. И чаще на окраине галактик, чем в ядре.
…На проблему возможной вспышки МВ-сверхновой над будущим Материком – обратил внимание Мендельзон, главный критик. Это было 18 октября.
– Послушайте, – сказал он, – каждое МВ-солнце за К-сутки, за десять земных секунд, проживает почти всю свою жизнь. А в жизни, как известно, бывает всякое. Тем более в жизни светил. Как в смысле переносном, так и в прямом. Даже за наше красно Солнышко нельзя поручиться, что оно завтра или через пару лет не пыхнет новой или сверхновой. И все здесь испарит. И это вероятно только для одной нашей звезды!.. Из Меняющейся же Вселенной для освещения и обогрева полигона привлекаем триста шестьдесят солнц каждый земной час, более восьми тысяч за сутки… И каждое может вспыхнуть. Так что умножаем вероятность триста шестьдесят в час на восемь тысяч шестьсот сорок каждые сутки… а всего на счетчике МВ-солнц уже за сотню тысяч. Хорошо, если какое-то, вспыхнув, испепелит ваш игрушечный полигончик. Но ведь может выпятиться и далее. Прецедент был: Шаротряс. Слушайте, сворачивайте-ка вы это дело. Со звездами шутки плохи.
Выпад был серьезный. Все задумались. Но Буров не дрогнул.
– Чепуха. Эффектная лажа, – горячо сказал он. – Вы или не разобрались, Бор Борыч, или нарочно смущаете людей. Ведь импульсная же синхронизация с громадной скважностью! На каждую секунду свечения годы паузы. Иначе и нельзя, это нужно для нормального спектра. То есть в конечном итоге каждое солнце светит на Асканию-Нову и будет светить на Материк ровно столько, сколько его видят: световой день. От шести до восемнадцати часов. А все миллиарды лет его жизни останутся в паузах. То есть вероятность совсем не та. Пусть в тех паузах вспыхивает хоть новая, хоть сверхновая – успеет за физические годы в ней высветиться и погаснуть… Понимаете, – он авторитетно поднажал своим баском, – сколько бы ни было МВ-солнц: сотни в час, тысячи в сутки, миллионы за месяцы, – суммарная вероятность того, что какое-то из них вспыхнет сверхновой
– Да ведь мы ни разу пока такого не наблюдали, – поддержал Панкратов. – Статистика в сто тысяч солнц против вас работает, Борис Борисыч. Это же очень редкое явление – сверхновые.
– Вероятность мала, согласен, но не равна нулю, – не отступал Мендельзон. – Знаете поговорку: сапер ошибается только раз. Одна-единственная вспышка сверхновой достаточна, чтобы других нам здесь не понадобилось… и не только нам, не только здесь: всем живущим окрест. – Он пыхнул сигарой, повторил весомо: – Со звездами не шутят.
Все вопросительно смотрели на Любарского.